Аппарат, созданный в борьбе за власть, еще не инструмент вождя, он считает себя соучастником победы… Аппарат истинного вождя - это аппарат, созданный им самим после прихода к власти. Этот аппарат не должен быть вечным, постоянным, иначе он сцементирует взаимные связи, приобретет монолитность и силу… Создание такого аппарата - задача более сложная, чем устранение соперников…

(Анатолий Рыбаков)

Даже краткое знакомство с самыми преданными, наиболее приближенными и влиятельными сотрудниками Сталина помогает лучше понять характер вождя. Вся пятерка - Молотов, Берия, Вышинский, Каганович и Жданов - являются соавторами Сталина по 1937 году и одновременно самыми известными политиками этой эпохи. По своему происхождению и характеру они, конечно, отличались друг от друга, нельзя сказать, что их сотрудничество было бесконфликтным. Тем не менее верность вождю сводила их в единую группу, но, как писал Рой Медведев, Сталин не ценил дружбу. Он ценил другие способности, которыми обладали люди из его ближайшего окружения. Эти люди не только сами были настойчивыми и энергичными, они могли заставить своих подчиненных трудиться без устали, прежде всего с помощью насилия и принуждения. Между собой они часто спорили. Сталин сам способствовал разжиганию этих споров, и здесь он не только следовал принципу «разделяй и властвуй». Он допускал определенный плюрализм в своем окружении и получал какую-то пользу от дискуссий среди членов Политбюро и от их взаимной вражды, поскольку это позволяло ему точнее формулировать собственные предложения и мысли.

Первым мы назовем ближайшего соратника Сталина - Молотова. Его настоящее имя Вячеслав Михайлович Скрябин. Он родился в 1890 году в интеллигентной семье. Дружба со Сталиным началась у Молотова в 1917 году.

В «пятерке» Молотов был единственным, кто мог себя называть членом ленинской гвардии. Он был единственным среди старых большевиков - за исключением старика Калинина, располагавшего только формальной властью, - кто до конца остался вместе со Сталиным. Убежденный профессиональный революционер, Молотов с 1917 года во всех дискуссиях считался верной опорой Сталина. Уже с конца 20-х годов проявилась его сильная тяга к административно-бюрократическим решениям. Его антипатия к демократическим методам, полная и безусловная некритичная подчиненность Сталину, конечно, имели какие-то основания. После того как в конце 20-х годов обострился конфликт между Сталиным и «правыми» и лидеры «правых» были выведены из Политбюро, Молотов был назначен на пост председателя СНК вместо снятого Рыкова. События 30-х годов свидетельствуют о том, что на посту главы правительства Молотов располагал действительно сильной властью. Когда в начале 30-х годов Сталин предпринял новые усилия для создания своей личной диктатуры и возникла известная альтернатива «террор или демократизация», Молотов без возражений последовал за Сталиным. Вместе с группой новых, поднявшихся в то время руководителей он был готов идти за ним в походе, который вылился в так называемую «вторую революцию».

Молотов как неутомимый администратор проводил большую работу в годы коллективизации, индустриализации, первых пятилеток. Хотя у него нередко возникали конфликты с наркомами, которые осуществляли действительное руководство отраслями народного хозяйства, он всегда чувствовал за собой поддержку Сталина.

В 1930 - 1932 годах в качестве чрезвычайного уполномоченного он часто выезжал в различные районы Советского Союза для ускорения коллективизации. В 1932 году Молотов сыграл особенно зловещую роль на Украине, где руководил хлебозаготовками в южных областях. Результатом этих «хлебозаготовок» был опустошительный голод на юге Украины. Являясь одной из прочных опор Сталина в высшем руководстве, Молотов сам играл активную роль в функционировании механизма массового террора. Он отнюдь не был безразличным наблюдателем репрессий. Очень часто списки лиц, подлежащих уничтожению, которые готовил аппарат НКВД, Молотов сам визировал, одобряя предлагаемые решения. Нередко случалось, что на этих списках он ставил три буквы - «ВМН» (высшая мера наказания). Он имеет отношение и к разработке концепции «больших» политических процессов. Бесстрастный и холодно рациональный администратор, он без всяких сомнений и возражений следовал за своим учителем во всех его политических маневрах.

Молотов играл важную роль в реализации целей советской внешней политики. Вместе с тем у него часто возникали разногласия с М. М. Литвиновым, наркомом по иностранным делам . Они относились друг к другу без особого уважения, что со стороны Молотова объяснялось, видимо, тем, что Литвинов был единственным народным комиссаром, который в годы террора сумел сохранить свое человеческое достоинство и независимость в суждениях. 23 августа 1939 года Молотов от имени своей страны подписал советско-германский договор о ненападении.

В том, каким образом в советских руководящих кругах оценивались краткосрочные и долговременные перспективы развития обстановки в Европе после заключения советско-германского договора, также большую роль сыграл Молотов. В речи 31 августа он заявил, что советско-германский договор служит интересам всеобщего мира.

В течение многих месяцев перед началом советско-германской войны Молотов оставлял без внимания подготовку немцев к агрессии. Когда на рассвете 22 июня германский посол Шуленбург передал ему ноту об объявлении войны, он с изумлением спросил его: «Чем мы заслужили это?» Во второй половине этого трагического дня ему пришлось выступать по радио и объявлять о нападении Германии на Советский Союз вместо Сталина, который был до крайности потрясен и находился в состоянии тяжелого кризиса. Молотов призвал население Советского Союза к Отечественной войне.

Еще 6 мая 1941 года Сталин заменил Молотова на посту председателя Совета Народных Комиссаров. Молотов стал его первым заместителем. Он был также заместителем Сталина и в Государственном Комитете Обороны, созданном 30 июня 1941 года. Но главной сферой его деятельности оставалась дипломатия. В 1942 году он вылетал в Лондон и Вашингтон по делам военного союза, складывавшегося с Англией и США. Он также был на конференциях, подготавливавших послевоенное мирное урегулирование. Осенью 1943 года он играл важную роль на переговорах с руководством Русской православной церкви, в результате которых произошли существенные изменения в положении церкви, в том числе был созван поместный собор, избравший патриарха.

Молотов несет ответственность за новые репрессии, которые были развязаны в послевоенный период, поскольку он являлся членом Политбюро. Однако так называемая антисионистская кампания затронула и его лично. Жена Молотова Полина Жемчужина, еврейка по национальности, в свое время была близкой подругой Надежды Аллилуевой, жены Сталина. В 1939 году она была избрана кандидатом в члены ЦК ВКП(б). Во время войны являлась одним из руководителей Еврейского антифашистского комитета. В 1948 году Жемчужина поддерживала хорошие отношения с послом Израиля в Советском Союзе Голдой Меир. Когда же была развязана кампания борьбы с космополитизмом, жену Молотова обвинили в предательстве Родины, ей инкриминировали связи с международными сионистскими кругами. Вопрос о ней обсуждался на заседании Политбюро. Заслушав «доказательства», которые представил Берия, все проголосовали за арест этой женщины. Молотов воздержался при голосовании, но не сказал ни слова в защиту своей жены. Полина Жемчужина была арестована.

Именно в эти годы, когда его по-прежнему единодушно считали вторым человеком в руководстве, он постепенно начал терять свой авторитет и расположение вождя. Арест его жены был только одним из признаков, подтверждавших недоверие Сталина. В 1949 году он был освобожден от обязанностей министра иностранных дел и заменен Вышинским. Все реже он получал приглашения на дачу Сталина. Как-то раз Сталин сказал Хрущеву, что Молотов является агентом американских империалистов. Однако, несмотря на это, осенью 1952 года именно он открыл XIX съезд КПСС и был избран в состав расширенного Президиума ЦК в составе 36 человек. Но Сталин не предложил его кандидатуру в состав Бюро Президиума Центрального Комитета КПСС.

После съезда было много признаков, свидетельствовавших о том, что Сталин готовится к новой кампании чистки в самых высоких сферах. Его смерть создала новую обстановку. Видимо, пошатнувшиеся позиции Молотова и компромисс внутри руководства привели к тому, что Председателем Совета Министров СССР стал Маленков, а Молотов - только одним из его заместителей. В официальных сообщениях его фамилия следовала за фамилией Берия. Вместе с тем он опять был введен в новый, более узкий состав реорганизованного Президиума ЦК КПСС и вновь получил назначение на пост министра иностранных дел. В марте 1953 года была освобождена из заключения П. Жемчужина.

После XXII съезда КПСС Молотов был исключен из партии в своей первичной организации. Бывший глава Советского правительства как пенсионер жил в Москве, работал над своими мемуарами в Государственной библиотеке имени Ленина. В 1984 году в возрасте 94 лет, в то время когда Генеральным секретарем ЦК КПСС был К. У. Черненко, его восстановили в партии.

Среди ближайших соратников Сталина жив только Лазарь Моисеевич Каганович. В 1988 году ему исполнилось 95 лет. Каганович являл собой пример бюрократического рвения в работе и ревностного служения. Он был готов жертвовать чем угодно и кем угодно, если этого требовали интересы службы и его Хозяина. У него была репутация человека с сильной волей, упрямого, с большим самообладанием. В 30-х годах он был одним из ведущих безжалостных проводников политики форсированных темпов. К числу его привычек не относились такие, как размышления, тщательное взвешивание. Пользуясь терминологией тех лет, он был «человеком действия», отличным организатором сталинского типа.

Каганович относился к поколению старых большевиков. Он родился 22 ноября 1893 года в Киевской губернии в бедной еврейской семье, работать начал с 14 лет. В 1911 году вступил в Российскую социал-демократическую рабочую партию. В начале 1918 года он впервые получил партийное поручение в столице, став комиссаром организационно-агитационного отдела Всероссийской коллегии по организации Красной Армии. На III Всероссийском съезде Советов он был избран членом ВЦИК. Осенью 1919 года был направлен в Воронеж, стал там председателем губернского ревкома, затем губисполкома. В тот период он установил тесные связи с политическими и военными руководителями Южного фронта - Сталиным, Ворошиловым, Буденным, а также с Орджоникидзе. В сентябре 1920 года Каганович был направлен в Туркестан. Он стал членом Туркестанского бюро ЦК РКП(б), одновременно-наркомом РКИ Туркестанской Советской Республики и членом реввоенсовета Туркестанского фронта. В то же время он являлся председателем Ташкентского городского совета. Через несколько лет после революции Каганович, ранее незаметный партийный работник, уже выполнял значительные партийные поручения. В ходе деятельности Кагановича в Воронеже и Царицыне на его способности обратил внимание будущий лидер партии.

В июне 1922 года, через два месяца после избрания Сталина Генеральным секретарем ЦК, Каганович начал работать в аппарате ЦК, получив сразу значительные задания. Сначала он был назначен заведующим организационно-инструкторским, впоследствии организационно-распределительным отделом ЦК ВКП(б). Значение этих постов в то время трудно переоценить. Начиная с этого момента его карьера пошла вверх. В 1923 году он - кандидат в члены ЦК, через год - член ЦК партии. Тогда же, в 1924 году, Каганович был избран секретарем ЦК. В 1925 году он был направлен на Украину и в течение трех лет занимал пост первого секретаря ЦК КП(б) Украины. В период его работы на Украине вновь возрождалась политика русификации. В 1927 году по обвинению в национализме был отстранен от руководства целый ряд украинских политических деятелей. Однако Кагановича вскоре отозвали с Украины. Сталин решил, что для него важнее временно заручиться поддержкой украинских партийных руководителей в борьбе против Бухарина. С 1928 года Каганович вновь работает в Москве, являясь секретарем ЦК партии. В 1930 году он стал членом Политбюро и был поставлен во главе Московского комитета партии. После XVII съезда партии стал председателем Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б). В 1934 году возглавлял транспортную комиссию ЦК и Совнаркома, впоследствии транспортный отдел ЦК ВКП(б). Организацией транспорта он стал заниматься с 1931 года. Тогда началось строительство московского метро. Официальное общественное мнение, печать однозначно приписывали ему основные заслуги в создании московского метро. В мае 1935 года ЦИК СССР постановил присвоить Московскому метрополитену имя Кагановича. Это была награда ему не только как специалисту по транспорту и организатору городского хозяйства, ведь именно Каганович на XVII съезде партии заверил Сталина в том, что вождь и далее может править без каких-либо помех.

«Человек действия», он, являясь секретарем Центрального Комитета, одним из первых узнал о том, что при голосовании на XVII съезде против Сталина было подано 300 голосов. Согласно воспоминаниям В. М. Верховых, члена счетной комиссии, обнародованным в 1957 году, после того как председатель комиссии Затонский решил, что этот факт нужно обсудить с Кагановичем, попросив от членов комиссии терпения, последний вышел из комнаты. Затем, вернувшись, спросил: «Сколько голосов против получил Киров?» «Три», - ответил Затонский. «Ну, пусть столько же будет и у Сталина, остальные уничтожьте». «Серый кардинал» присутствовал при всех важнейших решениях.

С 1935 года, сохранив за собой пост секретаря ЦК, он был наркомом путей сообщения, одновременно с 1937 года - наркомом тяжелой промышленности, с 1939 года наркомом топливной промышленности. В 1939 - 1940 годах он также возглавлял Наркомат нефтяной промышленности. В годы Великой Отечественной войны Каганович являлся членом Государственного Комитета Обороны. Он был заместителем председателя Совнаркома СССР. После войны возглавлял Министерство промышленности строительных материалов, занимал ряд других крупных партийных и правительственных постов.

Весьма характерным для Сталина было решение поставить во главе Наркомата внутренних дел СССР в 1938 году политического авантюриста. Видимо, непросто будет найти документы о Л. П. Берии, потому что, располагая неограниченной властью, он имел возможность уничтожить компрометирующие его материалы. Однако в свете недавно опубликованных воспоминаний предстает довольно живой портрет этого деятеля. Берия ловко использовал подозрительный характер Сталина. Разыграв сцену с покушением против вождя во время отдыха Сталина на Кавказе, он открыл дорогу для своего возвышения. Его неограниченная личная власть была такого сорта, что ее невозможно было сохранить без преступлений.

«Он стал вести себя очень ловко, заняв свой пост наркома, - вспоминает о рассказах своего отца Серго Микоян. - Первым его шагом был вопрос, ошеломивший всех, - может, пора уже поменьше сажать, а то скоро вообще некого будет сажать?»

Слыша такие заявления, с облегчением вздыхали многие люди, жившие в постоянном страхе, что скоро придут и за ними. И только у немногих мелькнула в тот момент мысль, что Берия просто слегка ослабляет вожжи, которые так туго натянул Ежов. Ему потребовалось время, чтобы усовершенствовать тот же самый механизм, сделать его всемогущим и универсальным, но одновременно не только не напугать Сталина, но и, наоборот, убедить его в том, что именно в таком виде НКВД может служить надежной защитой для вождя. В этом заключались подлинный смысл и цель работы, затеянной Берией. Нужны были чрезвычайные дипломатические, организаторские способности, настоящее искусство плетения интриг, чтобы за поразительно короткое время, разумеется при скрытой поддержке Сталина, вновь запустить на полный ход машину репрессий.

Вдова казненного маршала Блюхера так описывает методы правления Берии: «Семь месяцев я провела в одиночной камере на Лубянке. И никогда не забуду первый допрос, который вел сам Берия. Меня не били, не пытали, как многих жен военных, чтобы выжать у них вымышленные показания на мужей. Только мне от этого не легче. У меня отняли самого дорогого человека. Потом я поняла, почему не было надобности в пытках: все документы на Блюхера уже были состряпаны. Меня же просто изолировали, как близкого человека известного маршала. Берия сам вел допрос, очевидно, просто из садистского любопытства. Он держался высокомерно. Не смотрел, а словно бы рассматривал человека, как рассматривают в лупу мелкую букашку. Его внешность вызывала отвращение. От него веяло холодом, безразличием ко всему человеческому в его жертве…»

А вот свидетельство другой женщины: «Выпуклые глаза за стеклами пенсне. И будто приклеенная полуухмылка… Я помню, женщины в моем окружении рассматривали это лицо на страницах газет, на портретах со страхом. Тогда по столице ходили упорные слухи о бесследном исчезновении молодых красивых женщин, после того как возле них останавливалась его машина, вкрадчиво прижимавшаяся вплотную к тротуару. Слухам можно верить и не верить. Когда верить страшно, стараешься от них отмахнуться. Так было и со мной, пока… Однажды со своей однокурсницей я прогуливалась по Арбату. Вдруг неподалеку остановилась машина, из нее вышли два здоровенных молодчика и быстро направились к нам. Не успели мы толком ничего сообразить, как они взяли подругу под руки и насильно запихнули в машину. От мгновенной мысли, куда и для чего ее забирают, мне стало плохо. Кричать, плакать, жаловаться? Мы знали - тогда это было бесполезно и опасно…»

«Да - да! Все так и было, - подтверждает печальный рассказ Майя Ивановна Конева, дочь известного советского полководца, под председательством которого Специальное Судебное Присутствие Верховного Суда СССР в 1953 году вынесло приговор Берии. - Я помню, отец был полон ненависти к этому негодяю. В том числе и за все то, что довелось ему услышать от плачущих матерей тех девушек, что стали жертвами развратника. Никогда не забуду страстных отцовских слов: „Я в войну переживал за судьбу каждой молодой женщины, свято помня, что после войны ей предстоит стать чьей-то любимой, женой, матерью… А он, подонок, так бесчеловечно поступал с ними…“

Берия лично познакомился со Сталиным только в 1931 году. Его восхождение по лестнице партийной иерархии произошло вопреки протестам почти всех руководителей Закавказья. Все знали, что он испорченный человек, безудержный карьерист.

Л. П. Берия родился 29 марта 1899 года в Абхазии, в селе Мерхеули, недалеко от Сухуми. После окончания начального училища в Сухуми Берия поступил в техническое училище в Баку. Он учился вместе с Меркуловым, Багировым, Гоглидзе, Кобуловым и Думбадзе (впоследствии эмигрировал), которые позднее стали крупными чинами в НКВД.

В биографии Берии, опубликованной в 1950 году, написано, что уже в 1915 году он организовал в училище нелегальный марксистский кружок, а в марте 1917 года был принят в партию большевиков. Более поздние источники не отмечают этих моментов.

Берия в тот период открыто не осуществлял политических функций. Однако у него были негласные задания: согласно официальному приговору советского суда, вынесенному в декабре 1953 года, тогда, в 1919 году, он стал предателем - работал в качестве агента секретной службы азербайджанского националистического правительства. Этот документ не упоминает о том, о чем утверждается в ряде источников, а именно что Берия поставлял сведения еще в царскую охранку. Но приговор 1953 года отмечает и другой факт, что в 1920 году Берия был агентом политической полиции меньшевистского правительства Грузии.

В апреле 1921 года Берия был вызван к Орджоникидзе, который сообщил ему, что партия направляет его на работу в аппарат органов внутренних дел. Приняв это поручение, Берия в течение 10 лет работал на руководящих постах в органах госбезопасности Закавказья.

В 1931 году Л. П. Берия подошел к важному этапу в своей политической карьере. Осенью того года Сталин приехал на отдых в Цхалтубо. Берия находился рядом с Генеральным секретарем до самого его отъезда.

Как отмечает С. Микоян, «они поняли друг друга хорошо, хотя раньше никогда не виделись. Настолько хорошо, что прямо из Цхалтубо в Москву было передано распоряжение подготовить заслушивание в ЦК - вне всякого плана - докладов партийного и советского руководства Заккрайкома и всех трех республик. Никто не мог понять - почему? В связи с чем?..»

А. В. Снегов, участник заседания, возглавлявший в то время орготдел Закавказского крайкома, вспоминает, что всем бросилось в глаза отсутствие Серго Орджоникидзе. «Улучив удобную минуту, - пишет в своих воспоминаниях А. В. Снегов, - я спросил сидевшего рядом Микояна: „Почему нет Серго?“ Тот ответил мне на ухо: „Да с какой стати Серго будет участвовать в коронации Берии? Он его хорошо знает“. Так вот в чем дело! Я, таким образом, первым из приехавших узнал, что нам предстоит».

Само заседание было рядовым, обсуждались разные вопросы. Главное Сталин высказал в конце своего выступления, практически уже закончив его. Набивая табаком трубку, ставшую потом знаменитой, он вдруг сказал: «А что если мы так сформируем новое руководство крайкома: первый секретарь Картвелишвили, второй секретарь - Берия?» Любопытно, что в эту пору, оказывается, еще могло иметь место несогласие. Пока не перевелись оппоненты, способные открыто возражать и отстаивать иные точки зрения.

Картвелишвили среагировал сразу и по-кавказски эмоционально: «Я с этим шарлатаном работать не буду!» Орахелашвили спросил: «Коба, что ты сказал, может, я ослышался?» «Мы не можем привезти такой сюрприз парторганизациям», - бросил Тер-Габриэлян. Никто не поддержал предложения. Тогда «демократическое обсуждение» было мгновенно скомкано. Сталин гневно сказал: «Ну что ж, значит, будем решать вопрос в рабочем порядке».

В течение нескольких месяцев руководство края было перетасовано… Первым секретарем Заккрайкома стал Мамия Орахелашвили, а вторым, естественно, Берия. Но ненадолго: вскоре Орахелашвили вызвали в Москву и назначили заместителем директора Института Маркса - Энгельса - Ленина. И первым секретарем остался Берия. После реорганизации Закавказской федерации он стал первым секретарем ЦК КП Грузии. Далее еще более крутой и недвусмысленный поворот. «Через два месяца после этого в 32 районах Грузии появились новые первые секретари райкомов, - рассказывает Снегов. - Они до этого занимали посты начальников районных отделов НКВД. Мне кажется, это очень характерно. Не менее характерно, чем тот факт, что никто из тех, кто был вызван в Москву, не умер естественной смертью. Я один выжил после 18 лет в лагерях…»

В феврале 1935 года председателем ЦИК Закавказской федерации был назначен Авель Енукидзе, старый большевик, который с 1918 года в Москве был секретарем Президиума ЦИК и в этом качестве располагал широкой административной властью. За этим перемещением стояло то, что из воспоминаний Енукидзе, часть которых опубликовала «Правда» 16 января 1935 года, явствовало - Сталин отнюдь не играл исключительной роли на ранней стадии революционного движения в Закавказье. В письме в редакцию журнала «Пролетарская революция» в конце 1931 года Сталин призвал к переработке вопросов истории партии «по-новому». В начале 1932 года немало известных большевиков, авторов ранее изданных воспоминаний, «подправили» описание некоторых событий. В обработке Берии (или, по некоторым сведениям, по его рекомендации, но под его именем) вышел новый вариант истории партийных организаций Закавказья, в котором основное место было отведено Сталину как признанному с самого начала руководителю революционного движения, в то время как действительные заслуги других руководителей были принижены или вообще не отмечены. Кавказская партийная организация была представлена в качестве второго центра партии, газета «Брдзола», вышедшая только в количестве четырех номеров, была поставлена в один ряд с «Искрой», а создание известной типографии в Баку полностью приписано Сталину.

Основные тезисы своей работы Берия изложил на собрании партийного актива в Тбилиси 21 - 22 июля 1935 года, затем она была издана под названием «К вопросу об истории большевистских организаций в Закавказье».

До 1939 года эта книга выдержала пять изданий. Тем самым Берия стал соавтором фальсифицированной истории партии, к которой постоянно добавлялись новые главы.

Наряду с этим Берия не забывал об устранении настоящих свидетелей исторических событий и честных политиков. Большинство партийных деятелей Закавказья не пережили эпоху «больших чисток». Берия был настолько типичным представителем «нового поколения», что не гнушался лично участвовать в расправах. Достоверные данные свидетельствуют о том, что Берия лично застрелил руководителя Компартии Армении А. Ханджяна в своем кабинете. В июле 1936 года этот случай был представлен как самоубийство. Он был организатором убийства Нестора Лакобы, члена бюро ЦК Компартии Грузии. Через несколько дней после самоубийства Орджоникидзе в феврале 1937 года были арестованы Мдивани и Окуджава, в июле их расстреляли.

20 декабря появилось сообщение о том, что четырьмя днями ранее аналогичная судьба постигла Енукидзе и Орахелашвили. В 1938 году жертвой террора стал Картвелишвили. Такой же конец ждал и менее известных деятелей. Наряду со свидетелями первых шагов революционного движения заставили замолчать и тех, кому приписывалось участие в марксистских кружках, руководимых Сталиным. К подготовке этих репрессий Берия имел непосредственное отношение.

После полутора лет «ежовщины», особенно десяти месяцев вслед за мартом 1937 года, наступил своеобразный поворот, который принес Пленум ЦК ВКП(б) в январе 1938 года. На нем было принято постановление «Об ошибках парторганизаций при исключении коммунистов из партии, о формально-бюрократическом отношении к апелляциям исключенных из ВКП(б) и о мерах по устранению этих недостатков». Это явилось новым примером политического цинизма Сталина.

В период ежовского террора Генсек оставался на заднем плане, он выдвигал вперед прежде всего своих ближайших сотрудников, сохраняя тем самым за собой свободу маневра. И теперь можно было подумать, что постановление принято по его инициативе, что он останавливает машину расправ, которую до сих пор направлял, хотя со стороны казалось, что делал это не он, а аппарат НКВД.

В газетах публиковались статьи о пересмотре отдельных приговоров, о привлечении к ответственности виновных лиц, о восстановлении в партии отдельных коммунистов. Одной из составных частей этих отвлекающих маневров было дальнейшее продвижение Берии, его появление во главе аппарата органов внутренних дел.

Он был вызван в Москву в конце июня 1938 года, затем в июле был назначен первым заместителем наркома внутренних дел. Когда же в декабре он занял место Ежова, Сталин смог перед общественностью переложить ответственность за террор на бывшего наркома. В лице Берии вождь приобрел, если это вообще можно себе представить, еще более сговорчивого исполнителя, чем Ежов. Сталин знал о некоторых темных моментах биографии Берии. Нарком здравоохранения Каминский на одном из пленумов ЦК в 1937 году вскрыл связи Берии с мусаватистской охранкой, да и Ежов собрал к весне 1938 года толстое досье на своего будущего преемника.

Со сменой караула в НКВД началась чистка тех, кто сам проводил чистки. Сотрудники Ежова были отстранены, на их место пришли люди Берии, в основном из Грузии. После 1953 года их официально стали называть «бандой Берии». Казалось, что обстановка несколько смягчилась, меньше стало арестов, однако никто из репрессированных известных партийных руководителей не был освобожден, и почти никто не был отпущен из исправительно-трудовых лагерей. Действие механизма террора тогда, с конца 30-х годов, регулировалось и на основе хозяйственных соображений. Целая система трудовых лагерей была нацелена на максимально полное использование рабочей силы заключенных. То, что не сумел завершить Ежов, довел до конца Берия. В 1939, 1940 и даже 1941 годах жертвами террора стали многие - от Р. И. Эйхе, А. С. Бубнова и маршала А. И. Егорова до В. Э. Мейерхольда, М. Е. Кольцова и И. Э. Бабеля. Был уничтожен целый ряд видных представителей интеллигенции и военачальников.

Берия сумел значительно укрепить свои позиции. В качестве полновластного руководителя карательных органов он входил в состав самого высшего руководства страны вплоть до смерти Сталина.

17 декабря 1953 года газета «Известия» поместила текст обвинительного заключения против Берии и его шести сообщников - В. Н. Меркулова, В. Г. Деканозова, Б. З. Кобулова, С. А. Гоглидзе, П. Я. Мешика, Л. Е. Влодзимирского. 24 декабря в «Правде» было сообщено, что всем обвиняемым вынесен смертный приговор, и за день до этого он был приведен в исполнение.

Примечательно, что в иностранной литературе имеется несколько версий о смерти Берии.

«Приехал», «идет», «поднимается» - слышу еще и сейчас этот вдруг пронесшийся шепот. Помню: тревожно и сладостно екнуло сердце, когда внизу показалась его благородная проседь, почти слившаяся с мундиром мышиного цвета и погонами цвета надраенной стали - тогда этот странный наряд дипломата казался верхом вкуса и образцом элегантности. Вся советская юриспруденция растянулась вдоль лестницы, образуя широкий проход. Гость бодро (папка под мышкой) одолевал ступеньку за ступенькой и - надо же! - внезапно остановился. «Сегодня опять не могу. И завтра, - сказал он кому-то, кто стоял совсем рядом со мной. - Простите великодушно, никак не могу». Чего он не мог, перед кем извинялся? Не знаю. Не посмотрел. Видел только его, стоявшего в двух шагах от меня: низкого роста, плотно сбитый, благоухающий. Красивая проседь. Щеточка тонких усов. Очки в изящной оправе. За стеклами - цепкий, колючий, пронзающий взгляд. Чуть прищуренные глаза - тоже стальные». Таким в памяти советского писателя А. Ваксберга остался Андрей Януарьевич Вышинский.

Вышинский был талантливым, прекрасно образованным человеком, располагавшим всеми способностями для восхождения на вершины власти. Этот человек, от природы одаренный аналитическим умом, не был, как это сейчас считают многие, убийцей от рождения.

Следует сказать, что вообще среди известных политиков в окружении Сталина было немало настоящих революционеров, характер которых деформировался позднее под сенью его власти.

Вышинский участвовал в революционном движении с 1902 года. Политические амбиции молодого юриста проявились весьма рано. Шансы попасть в окружение Сталина имели прежде всего люди, чья репутация была по какой-то причине подмочена, которые могли остаться у власти только ценой полного подчинения своей личности, полной утраты собственной независимости. Руководствуясь этими соображениями, Сталин не одного меньшевика возвысил и поставил на важные посты. Вышинский, как, например, и известный дипломат И. М. Майский или функционер Коминтерна А. С. Мартынов, был меньшевиком. С таким прошлым Вышинский не мог остаться на вершине власти в конце 20-х годов, не сгибая спины. Один из типичных сталинских аппаратчиков, Вышинский был «классическим» карьеристом. Его взгляды и принципы изменялись в соответствии с пожеланиями вождя, потребностями его политики. Что касается роли Вышинского в больших политических процессах, то главный выбор для него уже тогда чрезвычайно упростился - остаться жить и взять на себя роль хореографа - Генерального прокурора или погибнуть. Он не был героем, поэтому выбрал жизнь. Но, даже рассуждая ретроспективно, видишь, что как Генеральный прокурор Вышинский именно во время этих процессов проделал совершенную в своем роде работу. Отправляя на смерть своих прежних политических противников, вождей большевистской партии, он полностью претворял в жизнь пожелания Сталина. Обвиняемые прошли через все формы человеческого унижения, Вышинский заботился об этом с педантичной тщательностью. Он, конечно, представлял собой нечто большее, чем просто исполнитель воли режиссера. Он был соавтором наподобие Берии или Молотова. Уверенный обвинитель играл, конечно, свою роль в условиях «превратностей страха». Но он не попытался спасти от гибели даже членов собственной семьи. Вышинский до самой смерти вождя ежеминутно сам ждал ареста, ведь он знал слишком много, почти все…

Вот основные вехи жизненного пути Вышинского.

Родился в Одессе в 1883 году. По национальности поляк, родственник кардинала Стефана Вышинского, главы католической церкви Польши. Официальная биография скупо рассказывает о его деятельности и политической работе до 1920 года. Отмечено, что после окончания юридического факультета Киевского университета, он был оставлен для подготовки к профессорскому званию, но по политическим мотивам был отведен царскими властями и занимался литературной и педагогической деятельностью. Разумеется, в биографии не говорится о том, что в июне 1917 года в качестве председателя районной управы Вышинский подписал распоряжение о неукоснительном исполнении приказа правительства Керенского об аресте Ленина. В 1920 году вступил в партию большевиков.

Карьера Вышинского как юриста с 1928 года развивалась по восходящей линии - в этом году он стал председателем Специального Судебного Присутствия Верховного Суда СССР по «шахтинскому делу», затем по делу «Промпартии». Это были первые судебные процессы - трагические спектакли. Во время них государственным обвинителем был прокурор РСФСР старый большевик Н. В. Крыленко, причем было видно, что он уже не годится для выполнения такой роли на последующих подобных мероприятиях. В 1931 году Вышинский был назначен прокурором РСФСР и заместителем наркома юстиции РСФСР. С 1933 года он - заместитель прокурора СССР, в том же году выступал в качестве государственного обвинителя на процессе по делу «Метро-Виккерс». В 1935 году - он уже прокурор СССР. С января 1935 года в качестве государственного обвинителя являлся одним из главных действующих лиц на больших политических процессах. Начиная с этого момента мы как будто видим один и тот же спектакль - главные действующие лица неизменны, участники эпизодов меняются. Председатель Военной коллегии Верховного Суда СССР - Ульрих, государственный обвинитель - Вышинский, главный организатор, «драматург» - замнаркома внутренних дел Заковский. Спектакль идет по заранее написанному сценарию в обычном месте - Доме союзов. Говорят, что иногда там появлялся и главный режиссер, наблюдая за ходом процесса из ложи.

В обвинительных речах на судебных заседаниях по делам Каменева - Зиновьева, Пятакова - Радека и на бухаринском процессе Вышинский требовал смертного приговора почти всем подсудимым. Для того чтобы почувствовать атмосферу суда и стиль прокурора, достаточно привести его слова из речи в конце процесса так называемого «антисоветского правотроцкистского блока»:

«Народ наш и все честные люди всего мира ждут вашего справедливого приговора. Пусть же ваш приговор прогремит по всей нашей великой стране, как набат, зовущий к новым подвигам и к новым победам! Пусть прогремит ваш приговор, как освежающая и всеочищающая гроза справедливого советского наказания!

Вся наша страна, от малого до старого, ждет и требует одного: изменников и шпионов, продававших врагу нашу Родину, расстрелять, как поганых псов!

Требует наш народ одного: раздавите проклятую гадину!

Пройдет время. Могилы ненавистных изменников зарастут бурьяном и чертополохом, покрытые вечным презрением честных советских людей, всего советского народа.

А над нами, над нашей счастливой страной, по-прежнему ясно и радостно будет сверкать своими светлыми лучами наше солнце. Мы, наш народ, будем по-прежнему шагать по очищенной от последней нечисти и мерзости прошлого дороге, во главе с нашим любимым вождем и учителем - великим Сталиным - вперед и вперед, к коммунизму!»

Сталин был весьма доволен своим учеником, за свою работу тот неоднократно получал правительственные награды.

Вышинский - автор многих книг по проблемам уголовного права. В его основном труде «Теория судебных доказательств в советском праве» главный теоретический вывод заключался в том, что признание обвиняемого на процессе имеет силу доказательства. Это положение напоминает времена инквизиции, средневековые методы следствия.

Могущественный Генеральный прокурор с 1940 года занимал руководящие посты в дипломатическом аппарате. До 1949 года он являлся первым заместителем сначала наркома, затем министра иностранных дел СССР. В 1949 - 1953 годах - министр иностранных дел СССР, потом до своей смерти, наступившей в ноябре 1954 года, - заместитель министра. Вышинский похоронен на Красной площади.

Поводом для его приезда послужило письмо первого секретаря Башкирского обкома Я. Б. Быкина Сталину, полное отчаяния. Видя, чтО творится вокруг, видя, что над ним самим собираются тучи, видя, что провокаторы уже рвут горло с трибун, обвиняя его в «мягкотелости» по отношению к «врагам народа», к сосланным в Уфу ленинградцам, которых он трудоустроил, Быкин писал: «Прошу одного: пришлите толкового чекиста. Пусть он объективно разберется во всем!»

Жданов появился в Уфе со своей «командой» и бросил встречавшему его Быкину со зловещей ухмылкой: «Вот я и приехал! Думаю, что я покажу себя толковым чекистом».

На срочно собранном пленуме Башкирского обкома Жданов был краток. Сказал, что приехал «по вопросу проверки руководства». Зачитал готовое решение: «ЦК постановил - Быкина и Исанчурина (второй секретарь) снять…». Быкина и Исанчурина увели прямо из зала, не дожидаясь конца пленума. Быкин успел крикнуть: «Я ни в чем не виноват!» Мужественно держался Исанчурин: «В Быкина верил и верю». Обоих расстреляли. Расстреляли и беременную жену Быкина.

В заключительном слове Жданов снова был краток: «Моральная тягота разрядилась. Столбы подрублены, заборы повалятся сами».

Андрей Александрович Жданов, интеллектуал сталинского типа, в течение десятилетий был одной из самых ярких звезд на небосклоне страны. Он считался, пожалуй, самым любимым сотрудником Сталина, короткое время они были связаны даже родственными узами, когда дочь вождя, Светлана, вышла замуж за сына Жданова, но этот брак оказался недолгим.

В личности Жданова соединялся тип партийного секретаря-оргработника и идеолога-эстета. Как соавтор он оставил нам в наследство одно из своих самых «долговечных произведений» - 1937 год.

Жданов родился 14 февраля 1896 года в Мариуполе (до 1989 года этот город назывался Жданов). Отец его был инспектором народных училищ. После того как был убит Киров, А. А. Жданов возглавил Ленинградскую партийную организацию. В соответствии с инструкциями Сталина он «очистил» город от сторонников своего предшественника. Во время воины проявил себя руководителем с жесткой рукой. Как идеолог-эстет он нанес чрезвычайный ущерб культурной жизни Советской страны. Где бы он ни появлялся - от Ленинграда до Урала, повсюду высоко вздымались волны репрессий. Жданов несет ответственность за смерть многих тысяч людей. Сталинский эстет был одновременно и убийцей.

Парадокс: чем больше грязи на советскую эпоху вываливает наш голубой экран, тем меньше доверия к этому самому экрану и больше уважения и интереса к тем легендарным, трагическим годам. Кажется, на ТВ что-то, наконец, поняли и несколько изменили тактику в изображении сталинского периода истории страны.

Первый канал удивил невиданным плюрализмом, представив три точки зрения на одних и тех же персонажей. Сериал «Власик. Тень Сталина», документальное послесловие к этому сериалу о первом начальнике службы охраны руководителей государства (прообраз нынешней ФСО) – «Дневник охранника вождя» и серии из цикла «Забытые вожди», посвящённые сталинским наркомам.

Поскольку на «Тень Сталина» яростно набросилась либеральная публика (в первую очередь, видимо, потому что «тиран и его сатрапы» изображены не вурдалаками, с клыков которых капает кровь сотен миллионов невинных жертв, а простыми смертными), мы его особо ругать не будем. Отметим только, что попытка вглядеться в историческую фигуру, понять и показать её, «зайдя в биографию», так сказать, с заднего крыльца, через детскую, столовую, спальню – весьма богата возможностями, но и чревата многими опасностями. Первая из них – поверхностность. Вторая – пошлость.

Сериал скорее не о Власике, а о Сталине и его окружении. Коржаков, например, нам интересен ведь не сам по себе, а как человек, круглосуточно общавшийся с лидером страны, принимавшим крайне важные для всех и каждого решения.

Сталин здесь – поначалу жгучий брюнет, передвигающийся почему-то в соответствии с третьей балетной позицией – не крупная личность, а мелочный, сентиментальный, непредсказуемый тугодум, а уж его наркомы – вообще жалкие статисты. И эти люди построили сверхдержаву?

Главной неувязкой сериала, что отчасти подтвердило его документальное сопровождение и, конечно, цикл «Забытые вожди», является выбор главного злодея и коварного интригана. По сложившейся с хрущёвских времён традиции виновником всех бед (в том числе крушения Власика, а значит, и гибели Сталина) назначен Берия. В сериале с 30-х годов он строит козни против «тени вождя», в 40-х выбивает на него показания из его подчинённых, а в начале 50-х наконец добирается до него, приказывает схватить и пытать.

Почему опять во всём виноват Берия? Он – Яго, Ричард III, Макбет? Зачем в сериале выдуманы сцены, в которых он делит с Власиком любовницу из тайного борделя НКВД, как будто позаимствованного из сериала «Торгсин» с ночным клубом «Кабуки», которым якобы заведовал нарком Ягода?

В действительности Берия, конечно, не мог приказывать пытать Власика, в это время он все свои силы отдавал атомному проекту и ракетно-космической отрасли, где во многом благодаря его энергии удалось добиться огромных успехов. С декабря 1945 года Лаврентий Берия к НКВД вообще не имел отношения, более того, враждовал со всеми сменившими его руководителями: Кругловым, Абакумовым и Игнатьевым. Интриговал против Власика кто-то другой.

Главой комиссии, которая сместила Власика за финансовые нарушения, был Маленков, сажал его по «делу врачей» глава МГБ Игнатьев. Он же возглавлял охрану Сталина после отставки Власика, и, если вождя отравили, что в сериале справедливо рассматривается как вполне допустимая версия, за это в первую очередь ответствен именно Игнатьев. Так же, как и за то, что Сталин после удара более суток оставался без медицинской помощи.

После расправы над «злодеем Берией» (где, кто, когда и как это происходило? – достоверно до сих пор неизвестно) Власика два года держали в одиночной камере, дважды имитировали расстрел, потом приговорили к ссылке с лишением всех наград и званий, после ХХ съезда, хотя Власик во всех своих бедах благоразумно винил Берию, Хрущёв его не реабилитировал.

Конечно, мотив у Берии был, как и у многих, – Сталин в конце жизни не только призывал: «Ищите большого мингрела», но и публично угрожал Молотову, Микояну и другим.

Если следовать логике cui prodest, то устранение Власика, скоропостижная кончина Сталина, убийство Берии, разоблачение культа личности, смещение Маленкова, Молотова и всех примкнувших к ним было выгодно только Хрущёву, который в сериале, кстати, показан вовсе не простаком, как в предыдущих фильмах о сталинской эпохе, а на многое способным мерзавцем.

Будем надеяться, что когда-нибудь нам покажут во всех смыслах историческое телеисследование, в котором будут разгаданы слова Сталина «Ищите большого мингрела» и тайна дворцового переворота, который так сильно отразился на судьбе СССР. Маленький мингрел Берия никуда не прятался, его легко нашли и убили. А вот большого…

Распространение материалов разрешено только со ссылкой на источник.

Федеральное агентство по образованию

Санкт-Петербургский государственный архитектурно-строительный университет

Кафедра истории

Дисциплина: Отечественная история

И.В. Сталин и его окружение: Молотов, Маленков, Берия и др.

Студентка группы 2-А-II

Д.П. Чуприкова

Руководитель

канд. ист. наук, доцент

В.Ю. Жуков

Санкт-Петербург 2008

Введение

Иосиф Виссарионович Сталин является политическим долгожителем, одним из "рекордсменов" пребывания у власти. 31 год (с апреля 1922 г. по март 1953 г) Сталин был официальным партийным лидером нашей страны. Причем положение партийного лидера было приравнено к статусу лидера национального. И едва ли найдется в мировой истории правитель, которого бы в такой степени возвеличивали и осыпали проклятиями, любили и ненавидели. Фигура, во всех отношениях, противоречивая. Но тем интереснее было читать материалы о нем, о его политической карьере, о его окружении, о той, эпохе, которую принято называть сталинизмом - производное от "Сталин" и "марксизм-ленинизм".

1. Юность и начало революционной деятельности

Иосиф Виссарионович Сталин (Джугашвили) родился 21 (9 по ст. ст.) декабря 1879 года в грузинском городке Гори. Его отец Виссарион Николаевич, был сапожником, мать - Екатерина Георгиевна, простая грузинка. Семья жила достаточно бедно, отец часто пил и нередко поколачивал жену и сына. Настоящая же дата рождения указанная в метрической книге Успенской соборной церкви г. Гори за 1878 г.: 6 декабря (по ст. ст.) 1878 г. В 1888 г. Иосиф Виссарионович поступил в Горийское духовное училище. Учился прилежно и, в 1894 г., блестяще окончив его, поступил в 1 класс Тифлисской духовной семинарии.

В то время многие русские революционеры, которым было запрещено жить в столице, выбирали для жительства благодатный Тифлис. Среди общественных просветителей в их кругах тогда выделялись несколько человек. Петр Ткачев публицист, один из главных "властителей дум" русского народничества, говорил, что революция - дело узкого круга людей, ее успех может быть результатом удавшегося заговора революционеров-вождей. Они должны захватить власть и уже потом преобразовать привыкшее к рабской покорности русское общество, на всех порах начать обращать русский народ в социализм. Но во имя светлого будущего предполагалось истребить большинство населения, которое по неразвитости будет мешать идти в рай социализма. Также, среди столпов революционного народничества был Михаил Бакунин - отец русского анархизма. Его идеи легли в основу знаменитого "Катехизиса революционера", написанного Сергеем Нечаевым.

Многие революционеры часто встречались с умными семинарскими мальчиками. Так, вышеописанные революционные мысли дошли до Иосифа Виссарионовича. От революционеров он получил "Катехизис" и принялся за изучение нового материала.

Затем умами революционеров завладел марксизм, который также легко проник в духовную семинарию. Иосиф Виссарионович стал постоянным слушателем всех марксистских диспутов. И все заманчивее звучало для гордого, нищего мальчика великое обещание революции: "Кто был ничем, тот станет всем". В 1898 г. имя Иосифа Виссарионовича Джугашвили стало одним из главных в журнале проступков учеников. К тому моменту он решил для себя, что тратить время на учебу значит тратить его попусту. Семинария тогда делилась на его друзей и врагов. В 1899 г. вследствие неявки Иосифа Виссарионовича на экзамен как апофеоза всех его выходок, он был исключен из семинарии.

Приехав в центр и вступив в ряды революционеров, Сталин в основном писал агитационные статьи или статьи, восхваляющие Ленина и Партию. Стоит отметить, что псевдонимом "Сталин" Иосиф Виссарионович подписался под статьей о светлом будущем пролетариата. "Сталин", человек из стали. "Сталин" на манер "Ленин".

В тот период он пережил 7 ссылок, 6 из которых заканчивал бегством. Так вот, в период очередной ссылки, заканчивающийся в 1917 г. он многое понял, переосмыслил все свою предыдущую деятельность. Понял он, что партия не сильно ценит и может обойтись и без него. У него была полная апатия: он не ел, не убирал свою комнату к концу ссылки. Безусловно, в тот период он очень сильно изменился и к тому моменту, как он вернулся в Петроград, он был абсолютно новым человеком. Да, он все так же казался тихим, несколько неуверенным в себе, как и до этой ссылки. Однако это всего лишь иллюзия. Он испробовал многих людей в качестве наставников, пока его собственное видение революции и власти не оформилось. "Учимся понемногу, учимся", говорил он в те годы.

2. Приход к власти

В 1921 г. у Владимира Ильича Ленина случился первый инсульт. На время длительной болезни власть перешла к коллективному органу - Политбюро, в состав которого вошли В.И. Ленин, Л.Д. Троцкий, Л.Б. Каменев, Г.Е. Зиновьев, И.В. Сталин, А.И. Рыков и М.П. Томский. Секретариатом ЦК, созданным в конце 1921 г. для ведения партийной работы стал руководить Сталин. В состав секретариата входили генеральный секретарь Сталин и два секретаря В.В. Куйбышев и В.М. Молотов. Есть мнение, что именно с этого плацдарма Сталин начал борьбу за власть уже с весны-лета 1922 г., когда стало ясно, что Ленин уже не жилец.27 мая 1922 г. Ленина первый раз парализовало и Сталин, посетивший его 30 мая, взял под контроль все, что происходило в Горках. Фактически, он изолировал его от внешнего мира, держал в неведении относительно многих дел, происходящих в партии.

Основную борьбу за власть вели Сталин и Троцкий. Они были абсолютно разными по воспитанию, по образованию, люди, но абсолютно одинаково рвались к власти. На стороне Троцкого были его заслуги удачливого победителя в гражданской войне, опытного руководителя, яркого оратора. Зато на стороне Сталина - находились почти все члены политбюро, а главное, он обладал феноменальным даром тонкого интригана. Троцкий самовлюблен, позиционировал себя как единственного достойного трона вождя. Он ни в грош не ставил своих коллег по политбюро и не скрывал этого. Кстати, с большинством из них к тому времени капризный и авторитарный, он испортил отношения. Его боялись. Зато Сталина - нет. Он не имел политического веса, хотя и был "генсеком", но при полноценном политбюро это ничего не значило. Он казался им всем серым, и вовсе не претендующим на власть, возможно даже немного глуповатым. Присущие Сталину грубость, злопамятность, упрямство, твердость казались очень кстати в борьбе с Троцким и другими врагами.

21 января 1924 г. Ленин умер. Вопреки воли его вдовы ему устроили грандиозные похороны, построили мавзолей, в котором в открытом гробу положили "мощи" нового политического святого. Священное имя Ленина, творческое наследие гениального сверхчеловека, дальновидного, мудрого, непререкаемого и всегда правого вождя стали опорой всей идеологии сталинизма, ширмой для Сталина.

Союз Сталина с Каменевым и Зиновьевым, заключенный во время внутрипартийной борьбы на протяжении двух последних лет жизни Ленина, распался сразу же после ослабления позиций Троцкого. С 1925 г. борьба за власть развернулась между Сталиным и "новой оппозицией", возглавляемой Каменевым и Зиновьевым. На XIV съезде ВКП (б) в декабре 1925 г. Каменев и Зиновьев проиграли дискуссию со Сталиным - за них проголосовали 65 человек, а за Сталина 559. Объединившись с Троцким на XV съезде в 1927 г. они снова проиграли. Сталин же и его сторонники добились полной победы, исключив из партии оппозиционеров, боровшихся против "генеральной ленинской линии".

В партийных интригах Сталин оказался изобретательнее, беспринципнее оппонентов. Выиграть дискуссию у него было невозможно - он цеплялся за каждое сказанное противником слово, ловко навешивая на оппонента ярлыки. При этом Сталин не был догматиком, фанатично верующим в силу марксизма (в отличие от Троцкого).

4. Эпоха Сталина

В 1926 г. на XV съезде ВКП (б) было принято решение об индустриализации страны. С точки зрения Сталина индустриализация на основе НЭПа была невозможна и рыночная экономика для СССР непригодна. Необходимо усиление государственно-административной системы, которая сможет сама разработать и реализовать план быстрейшей индустриализации. Наконец, он считал, что первый этап экономической политики необходимо начать с преобразования деревни. Все, кто возражал Сталину и спорил с ним, были названы сторонниками "правого уклона" и поплатились за это жизнью. В 1929 г. был разработан пятилетний план развития страны. Появились лозунги: "Темпы решают все!", "Нет таких крепостей, которые бы мы не взяли" и "Пять - в четыре!", который по сути стал призывом к усилению темпов работы граждан. В том же 1929 г. началась коллективизация земледелия. В результате ее проведения "кулаков" уничтожили как класс. У крестьян отбирали личный инвентарь, скот и все это отправлялось в колхозы. Самих же людей отправляли в отдаленные районы. В общей сложности, в период коллективизации погибло около 3,5 миллионов человек. В 1931-1932 годах у оставшихся отобрали все зерно, т.к производить его было попросту некому. В тот момент товарищ Молотов Вячеслав Михайлович часто выезжал в качестве чрезвычайно уполномоченного во время подобных хлебозаготовок, проводя многочисленные репрессии. Но даже это не спасло страну от голода 1933 года. Именно Молотов несет личную ответственность за голод на Украине, унесший миллионы жизней. В тот же 1929 г. прошло необычайно пышное празднование пятидесятилетия Иосифа Виссарионовича. Именно это событие является началом культа личности Сталина.

К середине 30х годов начался так называемый "Большой террор". Сталин проводил массовую чистку кадров - избавлялся от старых врагов, заменяя их новыми, "своими" людьми, да и просто проводил политику запугивания населения. Простые граждане жили в постоянном страхе, почти на грани истерии, ведь любой донос мог положить конец всему. Статьи у обвиняемых были политические, большинство репрессированных были приговорены к расстрелу, другие отправлены в систему ГУЛАГ, основанной в 1930 г. Николай Ежов, управляющий НКВД, своей железной рукой, не дрогнув, уничтожил не мало людей лично. В самый разгар репрессий в 1937 г. он работал буквально не покладая рук. Конечно, он был весьма полезным человеком для Сталина. Тот заменил им предыдущего руководителя НКВД - Генриха Ягоду. Естественно, Ежов в ходе своей деятельности уничтожил многие кадры, работавшие с Ягодой, в том числе и чекистские. Затем Сталину, так старательно оберегавшему свою власть, стало необходимо убрать тех, кто выдвинулся при Ежове. В 1938 г. он заменен Лаврентием Павловичем Берией. Берия провел чистку НКВД, уничтожив старые кадры, посадив на их место своих людей, начал пересмотры некоторых старых "дел" и ненадолго немного облегчил режим в лагерях.

23 августа 1939 г. советский и германский министры иностранных дел Молотов и Риббентроп подписали пакт о ненападении и секретный протокол, согласно которому Германия предоставляла СССР "свободу действий" в его зоне влияния (в Литве, Латвии, Эстонии, Финляндии, а также в восточной части Польши и Бессарабии). Несмотря на это и всяческие дружеские жесты Сталина Гитлеру 22 июня 1941 г. Германия напала на СССР. Нет смысла описывать все ужасы той войны. Все мы знаем о ней практически с детства. Основные моменты это конечно же блокада Ленинграда, Московская битва, Ржевская битва, битва под Сталинградом, затем битва под Курском, битва за Берлин.8 мая 1945 г. война завершилась безоговорочной капитуляцией вооружённых сил Германии. После победы над фашистской Германией СССР превратился в одну из великих держав, а Сталин - в лидера "коммунистической части" мира, включавшего теперь страны Восточной Европы и части Азии (в 1949 г. в Китае, Северной Корее и во Вьетнаме победили коммунисты). СССР пользовался колоссальной популярностью во всем мире, являясь "старшим братом", образцом для подражания многих государств, где победили левые и коммунисты. Сталин всерьез рассчитывал на установление коммунистического строя в "старой Европе" легальным путем - посредством выборов. Простых же людей победа в войне воодушевила. Многим казалось, что, идя навстречу желаниям общества, власти непременно проведут либеральные экономические реформы, но тщетны были эти надежды. Долгое время сохранялся суровый дух военного времени. ГУЛАГ продолжал функционировать, как и до войны.

21 декабря 1949 г. страна пышно праздновала семидесятилетний юбилей Сталина. Подобного пышного мероприятия СССР еще не знал. Подарков Иосифу Виссарионовичу было столько, что в здании закрытого Музея Изобразительных Искусств им.А.С. Пушкина был создан "Музей подарков Сталину".

В последние годы жизни Сталина, когда он начал стремительно стареть, за спиной вождя началась скрытая, но упорная борьба за власть. Впрочем, даже в 1952-1953 годах он, несмотря на ожесточенную борьбу группировок, претендующих на власть, крепко держал власть в своих руках и даже начал операцию по изменению состава правящих соратников, т.е. репрессии. Однако ничего кардинально поменять он не успел. Ночью 2 марта 1953 г. Сталина, лежащего на полу в малой столовой Ближней дачи (одна из резиденций Сталина), обнаружил сотрудник охраны Лозгачёв. Утром 2 марта на Ближнюю дачу прибыли врачи и диагностировали паралич правой стороны тела.5 марта в 21 час 50 минут пациент умер. О смерти Сталина было объявлено 5 марта 1953 года. Согласно медицинскому заключению, смерть наступила в результате кровоизлияния в мозг. Существуют многочисленные теории заговора, предполагающие неестественность смерти и причастность к ней окружения Сталина. По одной (Радзинский), Лаврентий Берия, Н.С. Хрущёв и Г.М. Маленков способствовали его смерти, не оказав помощи. По другой, Сталин был отравлен его ближайшим сподвижником Берией. Есть также версия, что в действительности вождь умер за несколько дней до 5 марта. На похоронах Сталина 9 марта 1953 из-за огромного количества людей, желающих проститься со Сталиным, возникла давка. Точное количество жертв до сих пор неизвестно, хотя оценивается как значительное. Забальзамированное тело Сталина было помещено на всеобщее обозрение в Мавзолей Ленина, который в 1953-1961 именовался "Мавзолей В.И. Ленина и И.В. Сталина".30 октября 1961 XXII съезд КПСС постановил, что "серьёзные нарушения Сталиным ленинских заветов…делают невозможным оставление гроба с его телом в Мавзолее". В ночь с 31 октября на 1 ноября 1961 тело Сталина было вынесено из Мавзолея и погребено в могиле у Кремлёвской стены. Впоследствии на могиле был открыт памятник бюст работы Н.В. Томского.

Заключение

Подводя итоги правления Сталина, могу сказать, что это было время, до предела насыщенное попытками радикального переустройства основ жизни на гигантских просторах страны, раскинувшейся на двух континентах. Время, наполненное, казалось бы, несовместимыми между собой событиями: НЭП, индустриализация, драматизм коллективизации, ужасы голода, жестокость политических репрессий, культурный аспект общественной жизни, радость побед и рекордов, победа в Великой Отечественной войне, восстановление экономики после нее, начало превращения страны в сверхдержаву.

Иосиф Виссарионович является одной из самых значительных фигур в истории человечества. Все действия Сталина, будучи чистой политикой, предпринимались, тем не менее, в стиле эксцентричном, но с сознательной опорой на бюрократический аппарат, порожденный советской властью, во всех его проявлениях. Сталин не мог бы преуспеть ни в одном другом правительстве ни тогда, ни сейчас. Но в революционном правительстве России, окруженный людьми жестокими и беспринципными, Сталин сумел стать самым беспринципным и самым жестоким, сумел удержать власть над великой страной в своих руках в течение 31 года.

Список использованной литературы

1. Анисимов Е.В. История России от Рюрика до Путина: Люди. События. Даты. СПб.: Питер, 2007.588 с.

2. Радзинский Э.С. Сталин. М.: Аст Москва, 2007.750 с.

3. Данцев А.А. Правители России. XX век. Серия "Исторические силуэты". Ростов-на-Дону: Феникс, 2000.512 с.

4. Монтефиоре Симон Себаг Сталин: двор Красного монарха. М.: Олма-Пресс, 2005.767 с.

5. http://www.hrono.ru/

Репетиторство

Нужна помощь по изучению какой-либы темы?

Наши специалисты проконсультируют или окажут репетиторские услуги по интересующей вас тематике.
Отправь заявку с указанием темы прямо сейчас, чтобы узнать о возможности получения консультации.

НЕСОСТОЯВШИЙСЯ «НАСЛЕДНИК» СТАЛИНА

Он мог бы еще заседать в Политбюро

Несколько лет назад я должен был побывать в Измайлове в больнице для старых большевиков, где оказалась моя знакомая. В небольшой палате на четыре койки возле одной из больных сидел мужчина, лицо которого, показалось мне, я раньше видел. Это был Георгий Максимилианович Маленков, бывший премьер Советского правительства, многолетний фаворит и даже «наследник» Сталина. Он приехал в Измайлово, чтобы навестить свою жену Валерию Алексеевну, которой он был обязан началом своей карьеры. Маленков сильно похудел, но, хотя и был стар, отнюдь не смотрелся дряхлым стариком. Было заметно, что он тщательно следит и за своим внешним видом, и за здоровьем. Странно было сознавать, что в нескольких шагах от меня сидит человек, который когда-то хладнокровно отправлял на казнь и страдания десятки тысяч тех самых старых большевиков, для лечения которых и была построена эта огромная больница в Измайлове. Еще более странно было предположить, что этот человек из другой эпохи мог бы еще и в 1980 году заседать в Политбюро или возглавлять правительство. Ведь Маленков был всего на несколько месяцев старше М. А. Суслова и на несколько лет моложе А. Я. Пельше, которые тогда еще были влиятельными членами Политбюро. В начале 80-х годов наше руководство было самым старым (по возрасту) в мире, и Маленкову вполне нашлось бы место среди этих людей, близких ему также по взглядам и убеждениям.

Человек без биографии

О Маленкове трудно написать даже самый краткий очерк. В сущности, это был человек без биографии, деятель особых отделов и тайных кабинетов. Он не имел ни своего лица, ни собственного стиля. Он был орудием Сталина, и его громадная власть означала всего лишь продолжение власти Сталина. И когда Сталин умер, Маленков сумел удержаться у руководства страной и партией чуть более года. Наследство Сталина оказалось чрезмерно тяжелой ношей для Маленкова, и он не смог сохранить его в своих, как обнаружилось, не слишком сильных руках.

Георгий Маленков родился 8 января 1902 года в семье служащего. Согласно краткой официальной биографии, он ушел добровольцем на фронт защищать Советскую власть и в апреле 1920 года вступил в партию. Был политработником эскадрона, полка, бригады и даже Политуправления Восточного и Туркестанского фронтов. Однако, по неофициальным данным, он служил всего лишь писарем в политическом отделе и никогда не поднимал бойцов в атаку. Он плохо стрелял и едва держался на коне, но хорошо вел делопроизводство. По окончании Гражданской войны Маленков не стал возвращаться домой в Оренбург, а приехал в Москву и в 1921 году поступил в Высшее техническое училище. В мае 1920 года он женился на Валерии Голубцовой, которая занимала незначительную должность в аппарате ЦК РКП(б). Этот брак был первой ступенькой в стремительной партийной карьере Маленкова.

Успехи в кабинетной работе

До начала 1925 года Маленков был студентом Высшего технического училища. Многие студенты – члены партии 1923-1924 годов – увлекались Троцким, и платформа троцкистской оппозиции нередко собирала большинство в студенческих ячейках того времени. Но Маленков с самого начала стоял на ортодоксальных позициях и выступал против троцкистов и их платформы. Когда после поражения Троцкого была создана комиссия по проверке студентов – членов партии, поддерживавших оппозицию, в нее вошел и двадцатидвухлетний студент Георгий Маленков. Его активность была замечена. По совету и настоянию жены Маленков оставил институт перед самым окончанием ради должности технического секретаря Оргбюро ЦК РКП(б). Он проявил себя отличным канцеляристом. Года через два Маленков стал техническим секретарем Политбюро.

Когда Маленкову исполнилось 50 лет, в приветствии ЦК о нем говорилось как об «ученике Ленина» и «соратнике Сталина». Маленков не был, конечно, «учеником Ленина», которого мог видеть только издалека. Но со Сталиным он встречался часто, как и любой технический работник аппарата Политбюро. Молодой Маленков не был главным лицом в этом небольшом техническом аппарате, он подчинялся личному секретарю Сталина А. Поскребышеву. Однако Маленков не слишком долго задержался на чисто технической работе.

В конце 20-х годов Сталин добился смещения Н. А. Угланова с поста первого секретаря МК партии. Было сменено и все бюро столичной организации, обвиненное в принадлежности к так называемому «правому» уклону. Во главе Московской организации вначале встал Молотов, но в 1930 году «вождем» московских большевиков был избран Л. М. Каганович. Он-то и выдвинул Маленкова на более ответственную работу. Маленков стал заведующим орготделом в Московском комитете партии. Фактически это был отдел кадров, с помощью которого осуществлялись все назначения в московских райкомах, а также утверждались секретари всех крупных первичных партийных организаций. В это время Маленков познакомился со многими лидерами партии и с молодыми выдвиженцами, как, например, Н. С. Хрущев. Работу по «чистке» Московской партийной организации от бывших оппозиционеров (тогда это означало еще лишь исключение из партии или понижение в должности и только в крайнем случае – арест) Маленков провел, с точки зрения Кагановича, да и Сталина, очень хорошо. Между тем Сталин сразу же после XVII съезда партии стал перестраивать весь аппарат ЦК ВКП(б), подготавливая его к предстоящим новым и более жестоким «чисткам». Ему нужны были свежие кадры. Сталин и раньше знал Маленкова. К тому же Каганович был о Маленкове лучшего мнения. И когда возник вопрос о назначении нового заведующего отделом руководящих партийных органов ЦК, выбор Сталина пал на Маленкова.

Почти одновременно с Маленковым Сталин выдвинул на самые ответственные посты в партийном аппарате и Н. И. Ежова. Ежов стал секретарем ЦК ВКП(б) и занял вместо Кагановича пост председателя Комиссии партийного контроля. Между Ежовым и Кагановичем началась скрытая вражда из-за влияния на Сталина, которую последний только поощрял. Маленков, хотя не был еще членом ЦК, принял сторону Ежова и вскоре стал одним из его ближайших друзей, тогда как с Кагановичем у него сложились теперь крайне неприязненные отношения. Под руководством Ежова и при активном участии Маленкова в первой половине 1936 года в стране была проведена проверка партийных документов. Фактически это была еще одна «чистка» партии и канцелярская подготовка террора. На каждого члена партии заводилось весьма подробное «личное дело».

Тайные пружины террора

Если Сталин был главным организатором и вдохновителем массового террора 1937-1938 годов, то Ежов – главным исполнителем этой страшной кровавой кампании. Именно Ежов был назначен в 1936 году наркомом внутренних дел СССР, возглавил карательные органы, которым предоставлялись чрезвычайные полномочия по выявлению, изоляции и уничтожению тех людей, которых стали теперь называть «врагами народа». Маленков действовал в тени, но именно он был одним из тех, кто под руководством Сталина приводил в движение наиболее важные тайные пружины террора. В книге «Крушение поколения» И. Бергер, однако, писал: «Маленков в отличие от Молотова и Кагановича не нес прямой ответственности за сталинский террор 30-х годов» (Бергер И. Крушение поколения. С. 294.). Это мнение ошибочно. Формально Маленков не входил тогда ни в какие руководящие государственные органы. Он присутствовал в качестве делегата на XVII съезде партии, но не был избран ни членом, ни кандидатом в члены ЦК ВКП(б), не вошел он и в комиссии партийного и советского контроля и даже в Центральную Ревизионную Комиссию. Формально он не участвовал, таким образом, даже в Пленумах ЦК, включая и февральско-мартовский Пленум 1937 года. И тем не менее, находясь во главе отдела руководящих парторганов ЦК, Маленков играл в событиях 1937-1938 годов не менее важную роль, чем Ежов, Берия, Каганович и Молотов. Наделенный чрезвычайными правами, Маленков руководил репрессиями не только в тиши своего кабинета, но и непосредственно на местах, в различных республиках и областях. Было немало случаев, когда он лично присутствовал на допросах и пытках арестованных партийных руководителей. Так, например, Маленков вместе с Ежовым выезжал в 1937 году в Белоруссию, где был учинен настоящий разгром партийной организации республики. Осенью этого же года Маленков с Микояном побывали в Армении, где также был репрессирован почти весь партийный и советский актив этой республики. При участии Маленкова составлялся план репрессий во всех областях РСФСР, затем в его отделе подбирали новые кандидатуры секретарей обкомов и горкомов на место арестованных и расстрелянных.

Чтобы замаскировать масштабы террора, в январе 1938 года в Москве был проведен Пленум ЦК, который рассмотрел вопрос «Об ошибках парторганизаций при исключении коммунистов из партии…». На этом Пленуме присутствовали всего 28 из 71 члена ЦК, избранного на XVII съезде партии. Лишь несколько человек с тех пор умерло, тогда как почти сорок человек было к тому времени арестовано. Характерно, что Пленум обсуждал доклад Маленкова, который формально не был членом ЦК. Январский Пленум ЦК не остановил массовых репрессий, которые еще много месяцев свирепствовали по всей стране.

В 1937-1938 годах Маленков работал в постоянном контакте с Ежовым. В журнале «Партийное строительство», который некоторое время редактировался Маленковым, мы можем найти множество восхвалений Ежова – «сталинского наркома», «верного стража социализма». Но Маленков не разделил судьбы Ежова и с конца 1938 года стал тесно сотрудничать с Л. П. Берией, сменившим Ежова на посту главы НКВД.

Появление на открытой сцене

По существу, только в 1939 году Маленков начинает выходить из тайных кабинетов власти и появляться на открытой политической арене. На XVIII съезде ВКП(б) Маленков возглавил мандатную комиссию и сделал на пятом заседании съезда доклад о составе съезда. Он был избран в члены Центрального Комитета ВКП(б), а на Пленуме ЦК 22 марта 1939 года – секретарем ЦК. В этот Секретариат, возглавляемый Сталиным, вошли также А. А. Андреев и А. А. Жданов. С тех пор Маленков неизменно входил в состав этого органа ЦК, который в повседневном практическом руководстве партией играл при Сталине, пожалуй, даже большую роль, чем Политбюро. Маленков был избран также членом Оргбюро ЦК. Отдел руководящих партийных органов ЦК был реорганизован в Управление кадрами ЦК ВКП(б), во главе которого по-прежнему оставался Маленков.

Постепенно стал расширяться круг проблем, которыми теперь занимался Маленков как секретарь ЦК. Ему было поручено, например, контролировать развитие промышленности и транспорта. Когда в феврале 1941 года состоялась XVIII Всесоюзная конференция ВКП(б), посвященная хозяйственным проблемам и итогам выполнения первых лет третьего пятилетнего плана то главный доклад на ней о задачах промышленности и транспорта сделал Маленков. Тогда же состоялся Пленум ЦК, на котором Маленков был избран кандидатом в члены Политбюро. Он занял отныне прочное место в ближайшем окружении Сталина.

Маленков в годы войны

Когда началась Отечественная война, Маленков, к удивлению многих, вошел в первый же состав Государственного Комитета Обороны, хотя он не был еще в то время полноправным членом Политбюро. В первые два года войны Маленкову приходилось выезжать во главе специальных комиссий на участки фронта, где создавалась угрожающая ситуация. В августе 1941 года он находился в Ленинграде, осенью того же года – на фронте под Москвой, в августе 1942 года как член ГКО прибыл в Сталинград – помочь в организации обороны города. Но постепенно Маленков перестал принимать участие в решении чисто военных вопросов и сосредоточился на отдельных проблемах военно-оборонного производства. Его главной задачей стало оснащение Красной армии самолетами. Как известно, после огромных потерь советской авиации в первые недели войны германская армия имела превосходство в воздухе до конца 1942 года. Однако соотношение сил стало меняться в 1943 году. Советская промышленность сумела обеспечить отечественные ВВС большим количеством современных машин, и уже к моменту сражения на Курской дуге превосходство в воздухе стало переходить к Красной армии. Определенные заслуги в налаживании производства самолетов были и у Маленкова, в связи с чем ему было присвоено в сентябре 1943 года звание Героя Социалистического Труда. Осенью того же года Маленков возглавил Комитет при СНК СССР по восстановлению хозяйства в районах, освобожденных от оккупации.

В 1944 году, когда победа СССР над Германией вполне определилась, в ЦК ВКП(б) было проведено под руководством Маленкова специальное идеологическое совещание. На этом совещании ставился вопрос о пересмотре отношения к немецкому классическому наследию. Было, в частности, принято решение «О недостатках и ошибках в освещении истории немецкой философии конца XVIII – начала XIX вв.». Совещание продолжалось несколько дней. Как раз тогда Сталин и высказал свою многозначительную по форме, но нелепую по содержанию мысль о том, что немецкая классическая идеалистическая философия была консервативной реакцией на французскую революцию. Сталин добавил также, что для немецких философов были характерны апологетика прусской монархии и третирование славянских народов. Было решено сохранить присужденную ранее Сталинскую премию только за первыми двумя томами «Истории философии» и изъять третий том, посвященный немецкой классической философии.

Осенью того же 1944 года Сталин созвал в Кремле расширенное совещание, на которое были приглашены члены Политбюро и Секретариата ЦК, первые секретари республиканских и областных комитетов партии, руководители оборонной промышленности, армии и государственной безопасности. Речь шла о «еврейской проблеме». В своем вступительном слове Сталин – правда, с некоторыми оговорками – высказался за «более осторожное» назначение евреев на руководящие должности в государственных и партийных органах. Каждый из участников совещания понял, однако, что речь идет о постепенном вытеснении лиц еврейской национальности с ответственных постов. Наиболее подробным на этом совещании было выступление Маленкова, который обосновывал необходимость «повышения бдительности» по отношению к еврейским кадрам. Вскоре после совещания в ЦК ВКП(б) партийные комитеты различных уровней получили подписанное Маленковым директивное письмо, которое тогда в партийных кругах называли «маленковским циркуляром». В нем перечислялись должности, на которые назначение людей еврейской национальности было нежелательно. Одновременно вводились и некоторые ограничения при приеме евреев в высшие учебные заведения.

Сразу же после войны Маленков возглавия Комитет по демонтажу немецкой промышленности. Его работа на этом посту была нелегкой и подвергалась критике, так как многие влиятельные ведомства боролись, чтобы получить как можно больше оборудования. В этот период возникли споры и ухудшились личные отношения между Маленковым и председателем Госплана Н. А. Вознесенским. Для рассмотрения конфликтов была создана комиссия во главе с Микояном. Она вынесла неожиданное решение – прекратить вообще демонтаж немецкой промышленности и наладить производство товаров для СССР в Германии в качестве репарации. Это решение было утверждено на Политбюро, несмотря на возражения Кагановича и Берии.

«Ленинградское дело»

Репрессии 30-х годов привели к гибели сотен тысяч опытных руководителей и к выдвижению на высокие посты сотен тысяч новых людей, не обладавших достаточным опытом руководящей работы. Однако начавшаяся вскоре Отечественная война принесла не только громадные людские и материальные потери. Война выдвинула новых государственных деятелей, талантливых полководцев, хозяйственников, заслуги и достижения которых нельзя было игнорировать даже Сталину. Одну из таких групп составляли бывшие партийные и хозяйственные работники Ленинграда, им покровительствовал также А. А. Жданов, влияние которого на Сталина, особенно в области идеологии и руководства коммунистическим движением, явно возросло.

После войны Маленков – полноправный член Политбюро. Стал членом Политбюро и Берия, с которым у Маленкова установились вполне доверительные и близкие к политическому союзу отношения. Но среди новых членов Политбюро был и Н. А. Вознесенский, игравший в руководстве экономикой теперь бульшую роль, чем Каганович, Микоян или Маленков. Секретарем ЦК ВКП(б) был избран и А. А. Кузнецов, который не только возглавил Управление кадров, но и стал курировать органы МВД и МГБ. Это ослабило позиции Маленкова в аппарате ЦК. Жданов и Вознесенский явно доминировали теперь в области идеологии и общественных наук, где ни Берия, ни Маленков никогда не чувствовали себя особенно сильными. Между тем Сталин уже во второй половине 1948 года стал часто болеть, в 1949 году он перенес, по-видимому, первое кровоизлияние в мозг. Все это усилило борьбу за власть среди ближайшего сталинского окружения. На короткое время, еще до болезни Сталина, жертвой этой борьбы стал и сам Маленков. Не без участия сына Сталина Василия было создано провокационное дело о низком уровне советской авиационной промышленности. В результате были арестованы командующий ВВС Красной армии Главный маршал авиации А. А. Новиков, член ЦК ВКП(б) А. И. Шахурин, работавший в годы войны наркомом авиационной промышленности СССР, а также многие другие работники авиапромышленности и военные авиаторы. Все эти аресты отразились и на Маленкове. Он был освобожден от работы в аппарате ЦК и направлен в Ташкент. Эта «ссылка» длилась, однако, недолго. Особенно большие усилия для полной реабилитации и возвращения в Москву Маленкова приложил Берия.

Берия в это время вел сложную интригу, направленную на компрометацию Жданова, Вознесенского и их ближайшего окружения. Маленков стал помогать Берии. Между Ждановым и Маленковым давно уже существовали крайне неприязненные отношения. Жданов и его ближайшие друзья считали Маленкова неграмотным выдвиженцем и в своем кругу называли его Маланьей – это был намек на женоподобный внешний облик тучного Маленкова. Берии и Маленкову удалось убедить Сталина, которого и без того раздражали теоретические претензии Жданова и Вознесенского, в «сепаратизме» Ленинградской партийной организации и выдвиженцев из Ленинграда. Так возникло «ленинградское дело», жертвой которого стали все руководители Ленинградской партийной организации во главе с П. С. Попковым. Репрессии распространились потом вниз и охватили сотни и тысячи партийных и комсомольских работников Ленинграда, ученых, тружеников народного хозяйства. Они двинулись и вверх, приведя к аресту и гибели Н. А. Вознесенского, А. А. Кузнецова, М. И. Родионова и других ответственных работников партийного и советского аппарата. Маленков взял на себя разгром Ленинградской партийной организации, для чего выехал в Ленинград. Берия руководил репрессиями в Москве. Жданов, который недавно сам возглавлял погромные идеологические кампании, фактически был отстранен от руководства и умер у себя на даче в возрасте 52 лет при не вполне выясненных обстоятельствах.

Недавно материалы «ленинградского дела» были вновь рассмотрены Комитетом партийного контроля при ЦК КПСС. В опубликованном заключении недвусмысленно говорится: «Вопрос о преступной роли Г. М. Маленкова в организации так называемого «ленинградского дела» был поставлен после июньского (1957 г.) Пленума ЦК КПСС. Однако Г. М. Маленков, заметая следы преступлений, почти полностью уничтожил документы, относящиеся к «ленинградскому делу». Бывший заведующий секретариатом Г. М. Маленкова – А. М. Петроковский сообщил в КПК при ЦК КПСС, что в 1957 году он произвел опись документов, изъятых из сейфа арестованного помощника Г. М. Маленкова – Д. Н. Суханова. В сейфе в числе других документов была обнаружена папка с надписью «ленинградское дело», в которой находились записки В. М. Андрианова, личные записи Г. М. Маленкова, относящиеся ко времени его поездки в Ленинград, более двух десятков разрозненных листов проектов постановлений Политбюро ЦК, касающихся исключения из ЦК ВКП(б) Н. А. Вознесенского, конспекты выступлений Г. М. Маленкова в Ленинграде и записи, сделанные им на бюро и пленуме Ленинградского обкома и горкома партии. Во время заседаний июньского (1957 г.) Пленума ЦК КПСС Г. М. Маленков несколько раз просматривал документы, хранившиеся в сейфе Д. Н. Суханова, многие брал с собой, а после того как был выведен из состава ЦК КПСС, не вернул материалы из папки «ленинградского дело», заявив, что уничтожил их как личные документы. Г. М. Маленков на заседании КПК при ЦК КПСС подтвердил, что уничтожил эти документы» (Известия ЦК КПСС. 1989. № 2. С. 133-134.).

Еще совсем недавно сын Маленкова ставил под сомнение факт прямого участия своего отца в репрессиях (См.: Из редакционной почты // Горизонт. 1988. № 12. С. 16.). Выводы КПК, однако, позволяют внести ясность и в этот вопрос: «С целью получения вымышленных показаний о существовании в Ленинграде антипартийной группы Г. М. Маленков лично руководил ходом следствия по делу и принимал в допросах непосредственное участие. Ко всем арестованным применялись незаконные методы следствия, мучительные пытки, побои и истязания» (Известия ЦК КПСС. 1989. № 2. С. 130.).

После смерти Жданова Маленков принял также и его функции в области идеологии. Под его началом набирала силу антисемитская кампания. Маленков принимал активное участие в создании фальсифицированного «дела Еврейского антифашистского комитета», по которому весной 1952 года приговорены к расстрелу начальник Совинформбюро и бывший заместитель министра иностранных дел С. А. Лозовский, писавшие на языке идиш литераторы И. Фефер, П. Маркиш, Л. Квитко и другие известные деятели науки и культуры.

Председатель военной коллегии Верховного суда СССР генерал-лейтенант юстиции А. А. Чепцов, который был принужден подписать несправедливый приговор, после июньского Пленума ЦК 1957 года по требованию Г. К. Жукова дал письменное объяснение, в котором писал:

«Я позвонил ему (Маленкову. – Р. М.) по телефону, просил принять и выслушать меня… Через несколько дней я был вызван к Маленкову, который вызвал также Рюмина и т. Игнатьева (заместитель министра и министр госбезопасности. – Р. М.).

Я полагал, что Маленков меня поддержит и согласится с моими доводами… Однако, выслушав мое сообщение, он дал слово Рюмину, который стал меня обвинять в либерализме к врагам народа… обвинял в клевете на органы МГБ СССР и отрицал применение физических мер воздействия. Я вновь заявил, что Рюмин творит беззаконие, однако Маленков заявил буквально следующее: «Вы хотите нас на колени поставить перед этими преступниками, ведь приговор по этому делу апробирован народом, этим делом Политбюро ЦК занималось 3 раза, выполняйте решение ПБ».

…Мы, судьи, как члены партии вынуждены были подчиниться категорическому указанию секретаря ЦК Маленкова» (Цит. по: Ваксберг А. Заслуженный деятель // Литературная газета. 1989. 15 марта.).

Когда Маленков узнал, что по требованию Сталина его дочь Светлана развелась со своим мужем, в котором «вождь» усмотрел еврея, то он велел своей дочери Воле поступить так же, ибо зять его был евреем.

Второй человек в партии

После гибели Вознесенского и Кузнецова, а также после смерти Жданова влияние Маленкова в партийном и государственном руководстве значительно возросло. По мере того как Сталин отдалял от себя таких старых соратников, как Молотов, Ворошилов, Каганович и Микоян, он все более и более приближал к себе Маленкова. Когда в декабре 1949 года «Правда» начала публиковать большие статьи членов Политбюро, посвященные 70-летию Сталина, то первой была опубликована статья Маленкова и лишь затем Молотова. Для всех, кто понимал значение подобных вещей, это было признаком особого доверия.

Не брезговал Маленков и мелким угодничеством. Па его поручению накануне 70-летия Сталину готовился подарок – перевод юношеских стихотворений вождя с грузинского языка на русский. Переводчик (известный поэт Арсений Тарковский) в спешном порядке выполнил заказ Маленкова, но стихи Сталина так и не были напечатаны. Чутье на этот раз изменило Маленкову – слава стихотворца вождя не привлекала.

В 1950-1952 годах Маленков был, безусловно, вторым по значению человеком в партии. Влияние Маленкова увеличивалось также благодаря его дружбе с Берией. Сталин приблизил к себе в это время еще двух человек – Хрущева и Булганина, однако их значение в партийно-государственных делах было гораздо меньшим.

Маленков был молчалив и осторожен, но его интеллект и даже роль в партии часто преувеличивались западными авторами и современными дипломатами. Георг Бартоли утверждал, что Сталин доверял Маленкову все свои тайны и поэтому последний «знал все обо всех». Бартоли писал о Маленкове:

«Он умен и осторожен, как дикий кот. Один французский политик, который встречался с Маленковым в период его подъема, говорил мне: «Он напоминал мне юного Лаваля». Подобно последнему он соединял в себе острый ум с величайшим самообладанием и осмотрительностью. Джилас, который его раньше встречал, выразился о нем в таком смысле: «Он производит впечатление скрытного, осторожного и болезненного человека, но под складками жирной кожи, казалось бы, должен жить совсем другой человек, живой и умный человек с умными, проницательными черными глазами» (Бартоли Г. Когда Сталин умер. Штутгарт, 1974. С. 96-97.).

В книге А. Авторханова «Технология власти» можно прочесть: «Нынешняя КПСС – детище двух людей: Сталина и Маленкова. Если Сталин был ее главным конструктором, то Маленков – ее талантливый архитектор» (Авторханов А. Технология власти. 2-е изд. Франкфурт-на-Майне, 1977. С. 634.).

С подобным утверждением нельзя согласиться. Маленкова ошибочно было бы называть «архитектором», а тем более «талантливым архитектором» партийного строительства. В лучшем случае он был одним из нескольких «прорабов», причем далеко не из самых способных. Может быть, именно это и дало Сталину повод сделать Маленкова своим фаворитом. Сталин плохо переносил присутствие возле себя истинно талантливых людей.

В начале 50-х годов Маленков контролировал от имени Сталина не только партийный аппарат. Как член Политбюро и секретарь ЦК он вмешивался в вопросы развития промышленности и транспорта. Однако в первую очередь ему было поручено руководство сельским хозяйством – как раз в это время с большой пропагандистской шумихой началось осуществление так называемого «сталинского плана преобразования природы». Большое значение придавалось и «трехлетнему плану» ускоренного развития животноводства. Маленков не мог справиться с такими огромными проектами хотя бы потому, что они исходили из ошибочных представлений о реальном состоянии советского сельского хозяйства к началу 50-х годов.

После смерти Жданова Маленков занимался также и некоторыми идеологическими проблемами.

Эпизодически ему приходилось и раньше решать вопросы, связанные с идеологией и культурой. Так, например, еще во время войны Маленков разбирал дело поэта Сельвинского. В 1942 году Илья Сельвинский написал стихотворение «России», в котором были такие строки:

Сама как русская природа, душа народа моего – она пригреет и урода, как птицу выходит его…

Через год в словах об «уроде» кто-то сумел вычитать скрытый смысл. Сельвинского вызвали с фронта в Москву. Сохранилась его дневниковая запись: «Заседание Оргбюро ЦК вел Маленков. «Кто этот урод?» – металлическим голосом спросил он. Я начал было объяснять ему смысл этого четверостишия, но он меня перебил: «Вы тут нам бабки не заколачивайте. Скажите прямо и откровенно: кто этот урод? Кого именно имели вы в виду? Имя?» – «Я имел в виду юродивых». «Неправда! Умел воровать, умей и ответ держать!» Вдруг я понял, что здесь имеют в виду Сталина: лицо его изрыто оспой, мол, русский народ пригрел урода…

Неизвестно, как и откуда в комнате появился Сталин. Неся, как обычно, одну руку в полусогнутом состоянии, точно она висела на перевязи, он подошел к Маленкову и стал тихо о чем-то с ним разговаривать. Насколько я мог судить, речь шла не обо мне. Затем Сталин отошел от Маленкова, собираясь, видимо, возвратиться к себе, и тут взглянул на меня: «С этим человеком нужно обращаться бережно – его очень любили Троцкий и Бухарин…»

Я понял, что тону. Сталин уже удалялся. «Товарищ Сталин! – заторопился я ему вдогонку. – В период борьбы с троцкизмом я еще был беспартийным и ничего в политике не понимал». Сталин остановился и воззрился на меня напряженным взглядом. Затем подошел к Маленкову, дотронулся ребром ладони до его руки и сказал: «Поговорите с ним хорошенько: надо… спасти человека».

Сталин ушел в какую-то незаметную дверцу, и все провожали его глазами. Маленков снова обратился ко мне: «Ну, вы видите, как расценивает вас товарищ Сталин! Он считает вас совершенно недостаточно выдержанным ленинцем». – «Да, но товарищ Сталин сказал, что меня надо спасти». Эта фраза вызвала такой гомерический хохот, что теперь уже невозможно было всерьез говорить о моем «преступлении».

Возвратился домой совершенно разбитым: на Оргбюро я шел молодым человеком, а вышел оттуда – дряхлым стариком. Боже мой! И эти люди руководят нашей культурой» (Цит. по: Озеров Л. Возвращение // Книжное обозрение. 1988. №38.).

Как один из руководителей «идеологического фронта», Маленков назначал и снимал главных редакторов журналов. В 1950 году А. Т. Твардовскому неожиданно предложили возглавить журнал «Новый мир». Вместе с Фадеевым и Симоновым Твардовский был приглашен к Маленкову, на столе у которого лежала голубая книжка «Нового мира». Маленков спросил: «Вы знаете, чем толстый журнал отличается от тонкого?» Твардовский промолчал, а Маленков, выдержав паузу, наставительно сказал: «Толстый журнал печатает вещи с продолжениями». В одном из журналов в передовой статье вместо фразы «Страны народной демократии идут от капитализма к социализму» было напечатано: «Страны народной демократии идут от социализма к капитализму». Вопрос об этой ошибке, которую кое-кто счел «идеологической диверсией», разбирался лично Маленковым. На этот раз он проявил «снисходительность», и дело обошлось без арестов. Виновные отделались лишь строгими партийными взысканиями.

Маленков, Берия, Булганин и Хрущев были постоянными посетителями ночных ужинов у Сталина. Сталин и сам теперь нередко терял присущую ему прежде умеренность в еде и питье. Он очень часто спаивал и Маленкова. Уже под утро охрана привозила Маленкова домой, и два-три человека приводили его в чувство в большой ванной комнате. Только к середине дня он обретал способность работать.

В начале 50-х годов на экраны страны вышел двухсерийный фильм «Сталинградская битва». В одном из его эпизодов показано, как Маленков, прибывший будто бы с особыми полномочиями на Сталинградский фронт, выступает перед уходящими в бой солдатами и говорит им о Сталине. Это был художественный фильм, где роли вождей исполняли известные артисты. Не было тайной, что картину несколько раз просмотрел и редактировал сам Сталин. Поэтому появление в фильме Маленкова расценивалось как знак особого доверия.

После войны у нас в стране не проводилось ни съезда, ни Всесоюзной конференции партии, что было явным нарушением Устава. Однако необходимость в созыве очередного съезда партии становилась все более настоятельной. Дело было не только в том, чтобы отчитаться за проделанную после 1939 года работу. Необходимо было обновить партийное руководство и избрать новый состав ЦК. Со времени XVIII съезда прошел целый исторический период. Война, послевоенное строительство, новая международная политика и новые репрессии существенно изменили характер партийного и государственного руководства. Некоторые из членов ЦК ВКП(б) были арестованы или даже физически уничтожены, часть из них умерла или отошла от активной деятельности. С другой стороны, выдвинулось много новых людей, которые руководили крупнейшими министерствами, ведомствами, областными и даже республиканскими партийными организациями, но которые не состояли в ЦК.

Подготовкой нового съезда занималась специальная комиссия ЦК, возглавляемая Маленковым. Именно ему Сталин поручил сделать на съезде Отчетный доклад. Конечно, это тоже было признаком особого доверия. Сам Сталин в то время был уже слишком слаб и стар, чтобы в течение трех-четырех часов произносить Отчетный доклад перед большой аудиторией. Но этого обстоятельства не знал никто, кроме самого ближайшего окружения. И не это было тогда главным доводом. Культ личности Сталина достиг в тот период таких размеров, что было бы странным ставить его перед необходимостью в чем-то отчитываться перед партией и народом и выслушивать какие-либо критические замечания делегатов съезда. Должность Генерального секретаря ЦК ВКП(б) была упразднена. Сталин оставался в партии лишь Секретарем. Наибольшее значение приобрела, как и во времена Ленина, должность Председателя Совета Министров СССР, которую занимал Сталин. Роль партии вообще была снижена. Партия не могла, например, контролировать деятельность карательных органов, которые подчинялись непосредственно Сталину. В этих условиях Сталин вовсе не считал своей обязанностью чтение Отчетного доклада на предстоящем съезде партии. К тому же незадолго до съезда в печати появился его новый труд «Экономические проблемы социализма в СССР», который сразу же был объявлен «гениальным» и «классическим». Он и должен был послужить основой для работы предстоящего съезда, тогда как Отчетный доклад казался лишь протокольной необходимостью. Такова была обстановка в нашей стране перед XIX съездом партии.

Авторханов утверждает, что перед съездом происходила какая-то закулисная борьба между Сталиным и Маленковым, в которой Маленков «осмелился открыто возражать Сталину» и даже одержал над ним политическую победу. «Уже к смерти Сталина, – пишет Авторханов, – партия и ее аппарат фактически находились в руках Маленкова… В 1952 году на XIX съезде Маленков выступил с Политическим отчетом ЦК партии, который должен был, собственно, делать сам Сталин. После этого для всех было ясно – либо Сталин ему бесконечно доверяет и готовит в его лице себе преемника, либо Маленков и для Сталина стал такой силой, с которой приходится считаться. В свете последовавших после смерти Сталина событий я считаю правильным последнее предположение» (Авторханов А. Технология власти. С. 641-642.).

Все это чистые домыслы. Маленков при жизни Сталина никогда не осмеливался возражать ему, а тем более вступать с ним в какую-то борьбу. Только полное послушание Маленкова и его безоговорочная лояльность могли быть основой того доверия, благодаря которому Сталин поручил делать Политический отчет на XIX съезде именно Маленкову. Но это вовсе не означало, что он определен в «преемники» Сталина. Сталин не думал о смерти, он собирался еще жить и править страной долго. Более того, он намечал тогда провести новый тур репрессий, и съезд партии должен был послужить одной из подготовительных ступеней к ним.

XIX съезд партии

Нет необходимости особо останавливаться на содержании того Отчетного доклада, который был сделан Маленковым на XIX съезде партии. Его схему можно было без труда наметить заранее. Маленков не стал говорить о событиях Отечественной войны или о том, что ей предшествовало, хотя именно это было главным между XVIII и XIX съездами партии. Первый раздел своего доклада Маленков посвятил теме ослабления мировой капиталистической системы в результате мировой войны и обострения международного положения, проявлением чего была шедшая в то время война в Корее, а также «холодная война» между двумя мировыми системами.

Значительное внимание в докладе было уделено различным аспектам борьбы за мир, а также отношениям между СССР и дружественными ему странами. Маленков отметил успехи промышленности, в крайне приукрашенных тонах говорил о состоянии сельского хозяйства. Так, например, он привел очень завышенные и не соответствовавшие действительности данные о больших урожаях зерна и под бурные аплодисменты заявил, что «зерновая проблема, считавшаяся ранее наиболее острой и серьезной проблемой, решена с успехом, решена окончательно и бесповоротно» (Правда. 1952. 6 окт.).

Не прошло и двух лет, как было установлено, что в стране существует крайне острый дефицит зерна, сельское хозяйство переживает тяжелый кризис и данные о валовых сборах зерна, которые приводил в своем докладе Маленков, основаны на фальсификации. Как известно, зерновая проблема в СССР не решена и до сих пор, она остается «острой и серьезной» поныне. В разделе доклада об укреплении советского государственного и общественного строя Маленков повторил известный сталинский тезис о необходимости всемерно укреплять и усиливать государственный аппарат, включая и карательные органы. Говоря о партийном строительстве, Маленков полностью оправдывал проведенные перед войной массовые репрессии. По его утверждению, в 30-е годы в нашей стране были уничтожены «выродки», «капитулянты», «гнусные предатели», «изменники», которые якобы только ждали военного нападения на Советский Союз, рассчитывая нанести в трудную минуту «удар в спину в угоду врагам нашего рода». Маленков заявил:

«Разгромив троцкистско-бухаринское подполье, являвшееся центром притяжения всех антисоветских сил в стране, очистив от врагов народа наши партийные и советские организации, партия тем самым своевременно уничтожила всякую возможность появления в СССР «пятой колонны» и политически подготовила страну к активной обороне» (Там же.).

Как и следовало ожидать, в разделе об идеологических проблемах Маленков ссылался в первую очередь на недавно опубликованную работу Сталина «Экономические проблемы социализма в СССР».

Затронул Маленков и проблемы литературы. Он посетовал, что в нашей литературе и в искусстве до сих пор отсутствуют такие виды художественных произведений, как сатира.

«Неправильно было бы думать, – сказал Маленков, – что наша советская действительность не дает материала для сатиры. Нам нужны советские Гоголи и Щедрины, которые огнем сатиры выжигали бы из жизни все отрицательное, прогнившее, омертвевшее, все то, что тормозит движение вперед» (Правда. 1952. 6 окт.).

Разумеется, что заявление было чистейшей воды демагогией. Любая сатира и после XIX съезда продолжала рассматриваться как очернительство или клевета. Через год после съезда, когда Сталина уже не было в живых, сатирик Юрий Благов написал по поводу заявления Маленкова эпиграмму:

Мы за смех, но нам нужны
Подобрее Щедрины
И такие Гоголи,
Чтобы нас не трогали.

Маленков попытался даже дать некоторые теоретические определения. Так, например, он посвятил несколько минут в своем докладе «марксистско-ленинскому» определению понятия «типическое», «типичность». «Типичность, – заявил Маленков, – соответствует сущности данного социально-исторического явления, а не просто является наиболее распространенным, часто повторяющимся, обыденным» (Там же.).

Критик и литературовед В. Ермилов во втором издании своей книги о Гоголе поспешил отметить, что высказывания Маленкова о типическом имеют ценность первостепенного научного открытия: «Для решения многих важнейших вопросов марксистско-ленинской эстетики, теории социалистического реализма важнейшее значение имеют замечательные по своей новизне, научной точности, широте взгляда на искусство положения доклада тов. Г. М. Маленкова о соотношении между типичностью и преувеличением, заострением художественного образа… Положения доклада тов. Г. М. Маленкова зовут художника к творческой смелости, широте, богатству, многообразию художественных способов проникновения в сущность нашей действительности, художественных форм и средств выражения типического» (Ермилов В. Н. В. Гоголь. 2-е изд., доп. М., 1953. С. 437.).

Однако другие литературоведы, обратившись к той же проблеме, с некоторым смущением обнаружили, что определение Маленкова почти полностью совпадает с тем, которое было дано в первом издании «Литературной энциклопедии» в статье «Тип», подписанной псевдонимом П. Михайлов (в действительности она принадлежала перу литератора Д. Святополк-Мирского, репрессированного в конце 30-х годов и погибшего в лагерях).

XIX съезд избрал новый состав ЦК ВКП(б), список которого был подготовлен Секретариатом ЦК и одобрен Сталиным. Неожиданными стали, однако, итоги первого Пленума нового ЦК, на котором следовало избрать руководящие органы Центрального Комитета. Открыв Пленум, Сталин предложил избрать не Политбюро, а Президиум ЦК, как это было определено теперь новым Уставом. Сам Сталин зачитал и список нового Президиума ЦК из 25 членов и 11 кандидатов. В списке оказались люди, которые никогда не входили в окружение Сталина, а с некоторыми из них он даже не встречался. Предложение Сталина было одобрено, хотя и вызвало недоумение у многих членов недавнего Политбюро. Хрущев писал по этому поводу в своих воспоминаниях:

«Он (Сталин. – Р. М.) не мог бы этот список сам составить. Кто-то ему составил. Я, признаться, подозревал, что это сделал Маленков, но скрывает, нам не говорит. Я потом его так, по-дружески допрашивал. Я говорю, слушай, я думаю, что ты приложил руку… Он говорит, я тебя заверяю, что я абсолютно никакого участия не принимал. Сталин меня не привлекал и никаких поручений не давал, и я, следовательно, никаких предложений не готовил. Ну, тогда мы еще больше удивились…» (Хрущев Н. С. Воспоминания. Избранные отрывки. С. 103-104.)

Было избрано также Бюро Президиума из 9 человек. Но из этого Бюро Сталин уже после Пленума избрал «пятерку» для руководства партией. В нее вошли: Сталин, Маленков, Берия, Хрущев и Булганин. Был избран и Секретариат ЦК из 10 человек, ведущую роль в котором должен был играть Маленков.

Первый человек в партии

Вопрос о преемнике Сталина возник сразу же после того, как члены высшего руководства страны узнали о его безнадежном состоянии. У постели умирающего вождя между ближайшими его соратниками происходили осторожные переговоры о распределении власти. Маленков разговаривал об этом с Берией, а Хрущев с Булганиным. В сущности, все были согласны с тем, что именно Маленков должен будет занять наиболее важный в то время пост Председателя Совета Министров СССР. Это предложение внес Берия, Хрущев и Булганин согласились с ним. Однако одновременно было решено освободить Маленкова от обязанностей секретаря ЦК КПСС и сформировать более узкий Секретариат из пяти человек: С. Д. Игнатьева, П. Н. Поспелова, М. А. Суслова, Н. С. Хрущева и Н. Н. Шаталина. Никто из этих пяти человек не считался «первым секретарем», только Хрущев был членом нового, более узкого Президиума ЦК, и поэтому он председательствовал на заседаниях Секретариата. Тем не менее именно Маленков в первые месяцы после смерти Сталина оказался первым лицом не только в руководстве государственным аппаратом, но и в партии. Он председательствовал на заседаниях Президиума ЦК, с ним нужно было согласовывать все решения директивного характера.

На похоронах Сталина Маленков первым произнес краткую речь. По форме она напоминала известную «Клятву» Сталина, то есть его речь от 26 января 1924 года на II Всесоюзном съезде Советов. Только вместо повторяемых Сталиным слов: «Клянемся тебе, товарищ Ленин», – Маленков повторял слова: «Наша священная обязанность состоит в том…»

В «Правде» появилась фотография, на которой были изображены Сталин, Мао Цзэдун и Маленков. Все остальные политики, стоявшие рядом, были удалены умелым ретушером. Сталин, Мао Цзэдун и Маленков были запечатлены во время подписания советско-китайского договора о дружбе и взаимной помощи 14 февраля 1950 года. Это была фальсификация. Дело в том, что эти государственные деятели никогда не фотографировались вместе. Подобный монтаж имел очевидную цель – возвеличить, укрепить авторитет нового советского лидера. На фотографии Сталин и Мао Цзэдун словно внимательно слушали Маленкова…

Маленков предпринимал шаги для своего продвижения к вершине власти, и в первое время после смерти Сталина его слово по всем важнейшим вопросам оставалось решающим. И он же занял достаточно активную позицию в деле критики культа личности. На заседание Президиума ЦК КПСС 10 марта 1953 года, проходившее под председательством Маленкова, были вызваны «идеологи» П. Н. Поспелов, М. А. Суслов, главный редактор «Правды» Д. Т. Шепилов. Как вспоминал Поспелов, в ходе заседания Маленков подверг редакцию газеты резкой критике, заметив, что природа многих ненормальностей, имевших место в истории советского общества, крылась в культе личности. Подчеркнув, что перед страной стоят задачи углубления процесса социалистического строительства, Маленков отметил: «Считаем обязательным прекратить политику культа личности» (См.: Опенкин Л. А. На историческом перепутье // Вопросы истории КПСС.1990. № 1. С. 110.).

Разумеется, перед Маленковым после смерти Сталина возникло много сложных проблем. Он не мог, да и не хотел решать их единолично. Но и как позволить, чтобы кто-либо из членов Президиума ЦК взял бы на себя решение важных политических и организационных вопросов? На этой почве у Маленкова стали возникать конфликты с Берией, который произвел ряд важных перестановок в МВД – МГБ и стал вести себя так, как будто он заранее был уверен в одобрении Маленковым всех своих действий. Маленков считался другом Берии, но он не собирался быть пешкой в его руках. Это и привело к разрыву их политической дружбы и к тайному сговору с Хрущевым, в результате которого Берия был смещен и арестован.

Летом 1953 года Маленков выступил на сессии Верховного Совета СССР с важными предложениями по экономическим проблемам. Одним из них было значительное снижение налогов с крестьянства и аннулирование всех прежних долгов колхозов и колхозников. Маленков также сказал, что отныне партия может больше уделять внимания развитию промышленности группы Б, то есть предметов потребления. По мнению Маленкова, темпы развития производства средств производства могут быть несколько сокращены, а высвободившиеся фонды направлены на выпуск нужных населению потребительских товаров. Эти предложения надолго обеспечили Маленкову популярность среди населения и особенно среди крестьянства, ибо деревня впервые за много лет почувствовала некоторое облегчение. Среди простых людей появился и упорно держался слух, что Маленков – «племянник» или даже «приемный сын» В. И. Ленина. Главным основанием для подобной легенды было, вероятно, то обстоятельство, что мать Маленкова носила фамилию Ульянова. Она работала в первой половине 50-х годов директором санатория на станции Удельная Казанской железной дороги. Помогала освобождению многих незаконно репрессированных людей, пока сын не сказал ей, чтобы она не вмешивалась не в свои дела.

Маленков работал много, но держался уже тогда не только скромно, но и замкнуто. Он был недоступен даже для весьма ответственных работников; например, председатель КГБ И. А. Серов часто не мог подолгу попасть к нему на прием. Маленков крайне нетерпимо относился к пьянству, которое в последние годы правления Сталина стало обычным явлением в верхах партии. Воспоминания о пьянках у Сталина, видимо, вызывали отвращение у Маленкова. По его распоряжению были закрыты многие пивные и распивочные, что привело вскоре к славной традиции распивать «на троих» в подворотнях и подъездах. Несколько раз Маленков встречался и беседовал с видными экономистами, одного из которых он попросил внести «любые предложения», которые могли бы улучшить положение в экономике. Одновременно Маленков пытался укрепиться в руководстве страны, предполагая провести для этой цели некоторые перемещения. Так, например, у него сложились очень плохие отношения с Сусловым и соответственно с его близким другом – первым секретарем ЦК КП Литвы А. Ю. Снечкусом, которого Маленков хотел заменить другим руководителем. В Литву была направлена специальная комиссия ЦК партии, возглавляемая ответственным работником аппарата ЦК Ю. В. Андроповым. Однако комиссия не нашла достаточных оснований для того, чтобы признать работу партийного руководства Литвы неудовлетворительной. На заседании Политбюро доклад комиссии получил одобрение, как и выступление самого Снечкуса. Маленков не решился в этих условиях выдвинуть свое предложение о снятии Снечкуса. После заседания Маленков подошел к Андропову, взял его за локоть и тихо сказал: «Я тебе этого никогда не прощу» (Это и некоторые другие утверждения автора оспаривает сын Г. М. Маленкова. См.: Горизонт. 1988. № 12. С. 16.). И действительно, Андропов был вскоре освобожден от работы в аппарате ЦК и направлен послом в Венгрию. Он вернулся в ЦК уже в 1957 году.

Интеллигенция в отличие от крестьянства, которое, конечно же, ничего не знало о всей прежней деятельности Маленкова, относилась к нему с недоверием или даже с неприязнью. В стихотворении «О России», отражая эти настроения, поэт Наум Коржавин тогда писал:

В тяжелом, мутном взгляде Маленкова Неужто нынче вся твоя судьба?…

Однако дипломаты по-прежнему гораздо больше симпатизировали Маленкову, чем энергичному и грубоватому Хрущеву, который нередко шокировал их своими вопросами и поведением. Американский посол Чарльз Болен писал в своих воспоминаниях:

«Впервые я встретил Маленкова на кремлевском банкете во время войны, но у меня не было случая поговорить с ним. Всегда казалось, что он незаметно стоит на заднем плане. В этот период он производил впечатление робота, самый зловещий прототип Сталина, с крупным, мрачным, почти садистским лицом, с челкой черных волос на лбу, с неуклюжей полной фигурой и репутацией злодея во время чисток тридцатых годов. Хотя, конечно, все сталинские помощники, включая Хрущева, приложили руку к этим чисткам. Избежать этого было невозможно.

Но в бытность мою послом я значительно улучшил мнение о Маленкове, чему способствовали наши встречи на кремлевских банкетах. Его лицо становилось очень выразительным, когда он говорил. Улыбка наготове, искры смеха в глазах и веснушки на носу делали его внешность обаятельной… Его русский язык был самым лучшим из тех, что я слышал из уст советских лидеров. Слушать его выступления было удовольствием. Речи Маленкова были хорошо построены, и в них видна была логика. Представлялся он негромким, немного высоким голосом, и акцент указывал на образованность этого человека… Более важно то, что Маленков мыслил, на мой взгляд, в наибольшей по сравнению с другими советскими вождями степени на западный манер. Он, по крайней мере, разбирался в нашей позиции, и хотя он ее не принимал, но все же, я чувствовал, понимал ее. С другими лидерами, особенно с Хрущевым, не было никаких точек соприкосновения, никакого общего языка…» (Bohlen С. Witness to History, P. 369-370.)

Ослабление власти и влияния Маленкова

Удаление Берии косвенным образом привело сразу же к ослаблению власти и влияния Маленкова: исчез из руководства важный союзник. Между тем ни Молотов, ни Каганович, ни Ворошилов, ни Микоян не питали никаких симпатий к Маленкову и были склонны поддерживать более простого и откровенного Хрущева. Многие обвинения, которые выдвигались Прокуратурой СССР против Берии, задевали и Маленкова. Это в первую очередь касалось «ленинградского дела». К тому же сам Берия, находясь под следствием, пытался писать Маленкову различные записки, что вынуждало последнего как-то оправдываться перед другими членами Политбюро. Сказывался и тот простой факт, что Маленков, привыкший быть на вторых ролях при Сталине, не обладал достаточно твердым характером, чтобы теперь играть в партии первую роль. Он опасался принимать важные решения, проявляя колебания и неуверенность. Сталкиваясь с возражениями, он не мог настоять на своем. Пребывание в партийном аппарате не могло выработать у Маленкова тех качеств, которые у Хрущева развились благодаря десятилетней самостоятельной работе на Украине. К тому же Маленков, как оказалось, не слишком хорошо знал проблемы и состояние народного хозяйства, и особенно сельского. Маленков даже не претендовал на руководство сельским хозяйством и с облегчением передал подготовку всех основных реформ в этой области Хрущеву, который не только фактически, но и формально возглавил Секретариат ЦК, став Первым секретарем.

Арест Берии и суд над ним, закончившийся вынесением смертного приговора, сопровождались изменениями всего персонального состава карательных органов, во главе которых был поставлен ближайший сторонник Хрущева генерал Серов. Одновременно функции МВД – МГБ были значительно урезаны, в их задачу теперь не входил контроль за деятельностью партийных органов, а, напротив, МВД – МГБ были поставлены под твердый контроль ЦК КПСС, и прежде всего Секретариата ЦК, то есть Хрущева. Маленков уже не мог использовать, подобно Сталину, карательные органы в качестве опоры своей власти.

Эти факторы к осени 1953 года значительно ослабили роль Маленкова. Высший партийный аппарат все увереннее и прочнее брал под свой контроль государственные и общественные организации, а первым человеком в партии был теперь уже не Маленков, а Хрущев. Без одобрения Хрущева не принимались никакие важные решения и назначения. В 1954 году казалось, что только Хрущев знает, что надо делать, дабы громоздкий корабль советского управления двигался вперед. Именно Хрущев выдвигал большую часть важных предложений во внутренней и внешней политике. Маленков просто не поспевал за своим энергичным и деятельным соратником. А главное, у него не было сторонников в руководстве, которые бы видели в нем своего шефа и покровителя, были бы обязаны ему своим выдвижением и готовы без оговорок выполнять его указания. В этих условиях вопрос о смещении Маленкова с поста главы правительства становился лишь вопросом времени. Когда началась реабилитация всех пострадавших по «ленинградскому делу», а также более отчетливо выявилась ответственность Маленкова за плохое состояние сельского хозяйства, тяжелый кризис которого скрывался фальсифицированными данными, Маленков не стал даже бороться за сохранение своей власти и ведущего положения в партийно-государственной верхушке. 24 января 1955 года в «Правде» была опубликована статья Д. Т. Шепилова «Генеральная линия партии и вульгаризаторы марксизма», в которой содержались критические замечания о Маленкове. И хотя фамилия последнего не упоминалась, адресат этих обвинений легко прочитывался.

На следующий день, 25 января, Пленум ЦК принял решение освободить Маленкова от обязанностей главы правительства. Было зачитано его заявление с признанием своих ошибок и ответственности за плохое состояние сельского хозяйства. Маленков ссылался в последнем случае на свою «малоопытность». На Пленуме с критикой Маленкова выступили некоторые из членов ЦК и Президиума ЦК, в числе которых был и Молотов. Однако критика была не слишком резкой. Через несколько дней стенограмма январского Пленума была зачитана во всех партийных организациях. Вскоре решения Пленума формально одобрил Президиум Верховного Совета СССР, который назначил Маленкова министром электростанций СССР.

В день Пленума ЦК многие родные и близкие Маленкова собрались у него в особняке. Такие особняки в районе Мосфильмовских улиц были только недавно построены для членов Политбюро по инициативе самого Маленкова. Все были обеспокоены и ждали хозяина дома. Он приехал очень поздно. Войдя в гостиную и увидев родных и близких, Маленков с явным облегчением сказал: «Все остается по-старому». Его сразу поняли. Никто не ждал, что Маленков и дальше будет главой правительства. «Остается по-старому» означало, что Маленков продолжает быть членом Президиума ЦК, что он будет не только министром, но и одним из заместителей Председателя Совета Министров СССР. А это, в свою очередь, подтверждало все прежние привилегии: что он будет жить в том же особняке и что он и его ближайшие родственники будут пользоваться тем же спецобслуживанием.

Было бы, однако, неверным думать, что Маленков столь легко смирился с происшедшими переменами. Внешне он сохранил с Хрущевым самые лучшие отношения, бывал даже на всех его семейных праздниках, делал подарки его родственникам. Но при этом Маленков мечтал о возвращении власти. По свидетельству Эдварда Кренкшоу, который встречался и беседовал с Маленковым в Англии в конце 1956 года, Маленков, обычно очень молчаливый (а тем более с иностранцами), неожиданно и со злостью заявил: «Я еще вернусь».

В антипартийной группе

Вместо Маленкова Председателем Совмина СССР был назначен Н. А. Булганин.

Может быть, Маленков и удовлетворился бы своей более скромной ролью, но политика дальнейшего развенчания культа личности Сталина и более глубокого и основательного расследования его преступлений, которую проводил Хрущев, пугала Маленкова. Он высказывался против постановки этих проблем на XX съезде партии, но не смог помешать Хрущеву прочесть свой знаменитый доклад. Сам Маленков, выступая на съезде, сказал всего лишь несколько фраз о вреде «культа личности», что это извращение неизбежно ведет к принижению роли партии и ее руководящего центра, к подавлению творческой активности партийных масс, к безапелляционности единоличных решений, произволу. Основную же часть своей речи он посвятил проблемам электрификации СССР.

Разоблачение культа Сталина неизбежно ставило вопрос и об ответственности Маленкова, так же как и других приближенных вождя, за репрессии и гибель ни в чем не повинных людей, среди которых было немало выдающихся деятелей партии и государства. Правда, в 1956 году были реабилитированы далеко не все незаконно репрессированные люди. Уже в 1957 году Хрущев настоял на реабилитации большой группы военных деятелей во главе с Тухачевским и Якиром, арест и расстрел которых был санкционирован в 1937 году Политбюро (сам Хрущев в это время еще не входил в Политбюро). Было начато расследование, берущее под сомнение законность и обоснованность приговоров по таким фальсифицированным политическим процессам 30-х годов, как процессы Зиновьева – Каменева, Радека – Пятакова, Бухарина – Рыкова, в результате которых были приговорены к расстрелу десятки виднейших соратников Ленина, деятелей Октябрьской революции и Гражданской войны. Все это переполнило чашу терпения большинства членов Президиума ЦК. Их объединил страх ответственности. Организаторами фракционной группы были Молотов и Каганович, но к ним сразу же присоединился и Маленков. Поражение этой группы было концом политической и государственной карьеры Маленкова. Он был исключен из Президиума ЦК и из ЦК КПСС и снят с ответственной работы в Совете Министров СССР.

Маленкова назначили директором Усть-Каменогорской ГЭС, построенной в верхнем течении Иртыша. Вскоре его перевели директором Экибастузской ГРЭС. Так же как и Каганович, Маленков был весьма либеральным директором, и ему однажды обком партии объявил выговор «за панибратство с рабочими».

В 1961 году после XXII съезда КПСС он был исключен из партии. На съезде говорили о преступлениях Маленкова, о его близости к Ежову и Берии и о многом другом. Он мог считать, что еще слишком легко отделался.

После XXII съезда КПСС Маленкову и Кагановичу все еще не позволяли вернуться в Москву. Каганович получил такое разрешение только в 1965 году, а Маленков – в 1968-м, после выхода на пенсию.

Маленков на пенсии

Переход из мира власти и привилегий, крайне замкнутого и в значительной мере секретного, в общий мир со всеми его трудностями и проблемами был крайне тяжел для всех, кого удаляли от власти. Но особенно он был невыносим для чопорного и не приспособленного к обычной жизни Маленкова, уже с молодости оказавшегося в советских «коридорах власти». Без поддержки своей жены Валерии Алексеевны, которая как личность оказалась сильнее и умнее своего мужа, Маленкову было бы совсем трудно. Он и раньше не отличался особой общительностью. Он не предлагал журналам своих мемуаров, не занимался в читальных залах московских библиотек. Можно предположить поэтому, что он решил не писать своих воспоминаний.

Маленков, как утверждает его сын, большую часть года проводил в доме своей матери в поселке Удельная под Москвой. Раньше он ездил по Москве и ее пригородам только в бронированном лимузине. Теперь же приходилось брать билеты на обычную электричку. В пути он молчал, иногда перебрасывался замечаниями с женой. Маленков сильно похудел, и поэтому его не всегда узнавали даже сверстники. Ежегодно летом Маленков отдыхал и лечился в привилегированных санаториях.

Однажды Маленков случайно встретился со старым большевиком Ю. Фридманом. «А ведь я, Георгий Максимилианович, именно благодаря вам провел пятнадцать лет в лагерях», – сказал Фридман. «Я ничего об этом не знал раньше», – ответил Маленков. «Но я же сам видел вашу подпись на моем деле», – возразил Фридман. Маленков, не желая продолжать разговор, быстро отошел в сторону.

Несколько раз в течение последних двадцати лет Маленков посещал по каким-то своим делам Министерство электростанций СССР. Кроме дочери, у него два сына, оба они ученые, доктора наук. О них я слышал только хорошие отзывы.

Необщительность и чопорность Маленкова скрывали не столько значительность, сколько посредственность его личности. Его преступления не будут забыты, сколь бы усердно он их ни отмаливал, пока был жив.

Маленков умер в январе 1988 года в возрасте 86 лет. О его смерти наша печать ничего не сообщала в отличие от смерти Молотова. Отставного премьера похоронили узким семейным кругом на Кунцевском кладбище, и здесь не было ни одного западного корреспондента, они узнали о смерти Маленкова только через две недели. Все же большинство газет западных стран, пусть и с опозданием, подробно комментировали смерть несостоявшегося «наследника» Сталина. Мне трудно говорить о Маленкове как о талантливом государственном деятеле, способности которого были лишь деформированы или погублены страшной эпохой сталинизма. Нет, он был человеком вполне адекватным своей эпохе, которая находила и выдвигала таких людей.

В. ДЫМАРСКИЙ: Добрый вечер, уважаемые слушатели. В прямом эфире «Эха Москвы» очередная программа из цикла «Цена Победы» и мы, ее ведущие, Дмитрий Захаров…

Д. ЗАХАРОВ: И Виталий Дымарский. Добрый вечер. А также наш гость историк Михаил Мельтюхов.

М. МЕЛЬТЮХОВ: Добрый вечер.

В. ДЫМАРСКИЙ: Добрый вечер, Михаил. Мы с вами в позапрошлый понедельник договаривались о сегодняшней программе и, по-моему, мы затронем сегодня тему, на мой взгляд во всяком случае, очень интересную и вокруг которой очень много существует версий, мифов, рассказов очевидцев, хотя и эти даже рассказы очевидцев противоречат друг другу. Мы обозначили эту тему следующим образом: «Сталин и его окружение в первые дни войны». Конечно, больше всего интересует фигура самого генералиссимуса, наверное. Давайте так начнем. Версия номер один. Даже не будем говорить миф, может быть это действительно правда, поэтому будем называть это версией. Версия номер один: Сталин в депрессии, Сталин уезжает из Кремля и не появляется несколько дней у руля страны, так скажем.

Д. ЗАХАРОВ: Ну, практически две недели - такая общепринятая версия. 24 июня появляется статья Молотова во всех изданиях. Вот что происходило в это время?

В. ДЫМАРСКИЙ: Михаил, только прежде, чем вы начнете отвечать, я напомню нашим слушателям номер эфирного пейджера 725-66-33, мы принимаем ваши вопросы, так же и по СМС +7 495 970-45-45. Ждем и от вас, уважаемые слушатели, ваших вопросов уже по ходу нашей программы. А теперь слово Михаилу Мельтюхову.

М. МЕЛЬТЮХОВ: Собственно, вот эта версия, о которой вы только что сказали, действительно, как ни странно, версия основная. Пошла она, так сказать, гулять с легкой руки Никиты Сергеевича Хрущева.

В. ДЫМАРСКИЙ: Это по его докладу на ХХ съезде КПСС.

М. МЕЛЬТЮХОВ: Фактически да, это его доклад и дальнейшие устные вариации на эту тему его самого и ближайшего, что называется, окружения и тех товарищей, кто четко соответствовал генеральной линии на тот момент. И естественно, что последующие десятилетия в литературе, конечно, как вы помните, в связи с переменой политического курса это все дело было быстренько приглушено, но вот этот подтекст такой, интересный сюжет, он остался, конечно, в устных разговорах, традициях и потом выплеснулся уже в 90-е годы достаточно широко. Я думаю, большинство наших слушателей слышали что-нибудь на эту тему именно в таком ключе.

В. ДЫМАРСКИЙ: Извините, там даже более того, по некоторым, что ли, ответвлениям этой версии, он чуть ли даже не запил.

М. МЕЛЬТЮХОВ: Ну, а как же, а чем еще можно заниматься в конце концов? Да, к сожалению, вот эти все интересные такие, животрепещущие подробности, в общем-то, этими версиями так называемыми и остаются. Дело в том, что в 90-е годы историкам стал доступен так называемый журнал посещений сталинского кабинета и вот этот совершенно неожиданный, прямо скажем, документ в том смысле, что он чисто технический, никто даже и не предполагал, что такой материал чисто служебного характера, не связанный с непосредственной деятельностью высшего советского руководства как таковой, окажется в распоряжении историков. И вот этот журнал дает нам возможность буквально по дням проследить, что происходило.

В. ДЫМАРСКИЙ: Там даже по часам.

М. МЕЛЬТЮХОВ: Ну да, если брать конкретный день, то, конечно, по часам. И мы можем увидеть, кого именно принимал у себя в кабинете Сталин и, соответственно, сопоставив эти данные с теми документами, которые принимались либо военным, либо политическим, либо руководством народным хозяйством и так далее, представить себе в принципе круг вопросов, который в тот момент решался советским руководством. И, собственно говоря, обращаясь к этим материалам, мы видим, что, как ни странно, Сталин никуда не уезжал, если и пил, то у себя, так сказать, в кабинете с соратниками.

В. ДЫМАРСКИЙ: И в основном «Хванчкару».

М. МЕЛЬТЮХОВ: Ну, это уж мы не знаем в данном случае. Во всяком случае эти первые дни войны совершенно не ложатся в ту версию, которую нам предложил Никита Сергеевич. Во всяком случае каждый день, начиная с 22 июня, Сталин ведет прием у себя в кабинете, соответственно, там у него присутствует высшее руководство и армии, и члены Политбюро, и руководители Совнаркома и так далее. И теперь вот эта версия о прострации, бегстве и так далее, она несколько модернизирована. Дело в том, что 29 и 30 июня в этом журнале действительно эти два дня пропущены, то есть прием Сталин не вел у себя в кабинете, и модернизированный вариант этой версии звучит так, что до 28 июня Сталин работал-работал-работал, а потом что-то вот нечто произошло и он действительно на два дня куда-то уехал, видимо, к себе на Кунцевскую дачу и что уж он там делал, конечно, мы не знаем, можем предполагать. Но, как показывает опять же анализ, совокупность вот этих материалов, видимо, здесь тоже нужно внести определенные коррективы. Собственно, вы уже сказали о том, что мы вынуждены опираться в значительной степени на воспоминания тех или иных очевидцев и совершенно верно уже было сказано, что очевидцы, как это обычно бывает, противоречат друг другу.

В. ДЫМАРСКИЙ: Хоть и очевидцы, но видят разное.

М. МЕЛЬТЮХОВ: Да. Но это обычная ситуация, кстати сказать. И вместе с тем мы можем все-таки представить себе, что же происходило в эти два так называемых роковых дня. Еще раз напомню, что последний зафиксированный прием в кабинете Сталина завершился в 0 часов 50 минут 29 июня и, собственно, уже в этот же день, в течение всего дня 29 июня Сталин больше никого не принимал. Но вместе с тем мы знаем, что в этот день была подготовлена и отправлена парторганизациям прифронтовых областей директива ЦК ВКП(б) и Совнаркома СССР, которая опять же вырабатывалась Сталиным совместно с членами Политбюро. Видимо, они работали не в сталинском кабинете, во всяком случае исходя из отсутствия записей в этом самом журнале. С другой стороны, мы с вами прекрасно понимаем, что в Кремле помещений достаточно много и, собственно, у каждого руководителя партии и правительства был свой кабинет, наверное, как я подозреваю, кроме того, еще были помещения на Старой площади, где находился ЦК партии.

Д. ЗАХАРОВ: Да и на Кунцевской даче он тоже мог вполне их собрать.

М. МЕЛЬТЮХОВ: Конечно, конечно. А, кстати, насколько я понимаю, у Сталина была квартира и в Кремле тоже, где тоже можно было, если что, собраться и так далее. Во всяком случае как бы то ни было, эта директива была выработана и направлена по адресатам. А дальше, видимо, в Москве из передач германского радио узнали о том, что немецкие войска заняли Минск. Насколько мы можем судить по воспоминаниям Микояна, именно это сообщение и заставило Сталина с другими членами Политбюро отправиться в Наркомат обороны лично, чтобы задать, в общем, вполне понятные вопросы руководителям Красной Армии. И вот в Наркомате обороны, видимо, произошло достаточно бурное объяснение между политическими и военными руководителями. К сожалению, здесь показания свидетелей расходятся. По версии Микояна, после того, как Сталин достаточно грубо высказался в адрес военных, Жуков расплакался, у него была истерика определенная и так далее. По версии Молотова, те же самые события выглядят немножко по-другому: в ответ на достаточно грубое высказывание Сталина военные не остались в долгу и в свою очередь тоже что-то эмоционально высказали главе партии и правительства. Какая из этих версий верна, к сожалению, мы в данном случае не знаем и я боюсь, что не узнаем никогда. Во всяком случае именно после этого бурного обмена мнениями Сталин действительно уезжает из Москвы к себе на дачу, сказав перед этим своим соратникам фразу, которая тоже звучит в разных воспоминаниях по-разному, но смысл ее сводится к тому, что оставленное, так сказать, Лениным государство мы вроде как проворонили. Ну, выразился он более грубо, но смысл именно такой. И, соответственно, примерно до второй половины дня 30 июня Сталин действительно пребывал вне Кремля. Что он делал у себя на даче мы, конечно, тоже, видимо, никогда не узнаем, во всяком случае в середине дня 30 июня ближайшие соратники Иосифа Виссарионовича стали обсуждать проблему создания новой структуры государственной власти, того самого Государственного комитета обороны, который потом и будет возглавлять всю власть в стране.

Д. ЗАХАРОВ: Михаил, можно я вас прерву на секунду? Вот 24 июня появляется заявление Молотова. Почему не Сталина, как вы думаете? Вот этот вопрос, собственно говоря, тоже добавлял пищи для ума в контексте двухнедельного молчания и отсутствия вождя и учителя. Почему именно Молотов, а не Сталин? Это первый вопрос, который возникает.

М. МЕЛЬТЮХОВ: Что-то я сомневаюсь, честно говоря.

Д. ЗАХАРОВ: Это абсолютно точно, у меня есть эта газета.

М. МЕЛЬТЮХОВ: Ну, мы сейчас не будем ругаться, просто обычная практика того времени - публикация на следующий день.

Д. ЗАХАРОВ: Ну да.

М. МЕЛЬТЮХОВ: Собственно, это было слишком важное заявление, чтобы его откладывать на более поздний срок. Но, если вы настаиваете, пусть будет 24 июня.

М. МЕЛЬТЮХОВ: Предъявите, пожалуйста, газету.

Д. ЗАХАРОВ: Предъявлю. Как бы там ни было, заявление все ж таки Молотова, а не Сталина. Почему?

М. МЕЛЬТЮХОВ: Наверняка вы хотите получить однозначный ответ.

В. ДЫМАРСКИЙ: А его нет.

М. МЕЛЬТЮХОВ: Да, я боюсь, я вас разочарую.

В. ДЫМАРСКИЙ: Мы хотим услышать вашу версию, ваши соображения.

М. МЕЛЬТЮХОВ: Нет, версия, простите, не моя, а версия товарища Молотова. Его в свое время расспрашивал на этот счет прежде всего Феликс Чуев и целый ряд других собеседников еще в 70-80-е годы. И в данном случае Молотов, мне кажется, занял достаточно объективную позицию. Конечно, он в тот момент 22 июня, видимо, был недоволен тем, что его попросили выступить с подобным заявлением, но с другой стороны, по прошествии времени, тем более, так сказать, зная, чем все это закончилось, конечно, отношение Вячеслава Михайловича к этому факту несколько изменилось.

Д. ЗАХАРОВ: Ну да, в контексте собственной значимости.

М. МЕЛЬТЮХОВ: Конечно, естественно. Все мы люди в конце концов, тем более политики. В данном случае Молотов исходит из того, что Сталин по большому счету, как, в общем-то, и все они, не знал, что реально сказать, потому что то заявление, которое сделал Молотов, оно, как вы, наверное, помните, было достаточно общим. Констатировался факт того, что Германия напала, началась война и, естественно, был призыв к гражданам Советского Союза сплотиться вокруг партии и правительства и оказать отпор врагу. Собственно, что еще можно было сказать в этот день? Самый важный момент - объявить, официально, кстати, я напоминаю, объявить о начале войны, поскольку до этого никто, в общем-то, до 12 часов с небольшим никто не знал, что на самом деле происходит, кроме тех, кого это коснулось непосредственно. И, с другой стороны, мы с вами сейчас можем сопоставить тот текст, который изначально был написан для этого выступления, и тот текст, с которым Молотов уже выступал. Опять же, эти два текста радикально отличаются, поскольку члены Политбюро во главе со Сталиным и Молотовым тоже дорабатывали этот текст. В каком-то смысле этот текст был коллективным творчеством, тем более, как вы, наверное, помните, в него была вставлена фраза о том, что Молотов выступает по поручению правительства и его главы Сталина. В начальном тексте этого не было. Это как раз то самое объяснение, на ваш вопрос ответ, почему выступает Молотов? Потому что ему поручили. Логично, правда?

В. ДЫМАРСКИЙ: Но это уже было вставлено постфактум.

М. МЕЛЬТЮХОВ: Ну, что делать. Это прозвучало.

В. ДЫМАРСКИЙ: Это достаточно распространенное явление для истории войны.

М. МЕЛЬТЮХОВ: Конечно, конечно. С другой стороны, как мы с вами знаем, Сталин выступал, в общем-то, 65 лет назад, тоже 3 июля, совершенно уже в другой ситуации, когда стало, в общем-то, ясно, что произошло, какие первоначальные последствия сложились и, соответственно, мне кажется, даже чисто политически это было на самом деле удачной находкой.

Д. ЗАХАРОВ: Выступление Молотова?

М. МЕЛЬТЮХОВ: Да, выступление Молотова. Оказалось, как это, в общем-то, было характерно для того времени, Сталин - некая такая загадочная фигура, человек, который на посту, он все знает, он занят и так далее, а потом, когда есть, что сказать народу, стране и армии, соответственно, выступает уже непосредственно вождь.

Д. ЗАХАРОВ: Ну да. Здесь, наверное, немаловажен момент, что 22 числа представление о реальных масштабах происшедшего было весьма и весьма умозрительным, а к 3 июля оно уже сформировалось.

М. МЕЛЬТЮХОВ: К сожалению, оно уже стало известно.

В. ДЫМАРСКИЙ: Извините, коллеги, я хотел бы вас сейчас прервать, чтобы все-таки опять вернуться назад, потому что мы прервали Михаила на 30 июня, когда создавался ГКО - Государственный комитет обороны. Там тоже как бы своя история, как я понимаю, в создании этого госкомитета. Еще одна версия: по версии тоже известного военного историка Дмитрия Волкогонова, когда к Сталину явились шесть человек - Молотов, Маленков, Ворошилов, Берия и к ним присоединились Микоян и Вознесенский - когда они вшестером пришли к Сталину, по одной из версий, которую выдвинул Волкогонов, Сталин подумал, что приход к нему почти всех членов Политбюро означает намерение сместить его со всех постов. Он не то чтобы испугался, но во всяком случае для себя не исключил такой возможности и что на него, на Сталина, спишут как бы все поражения, все неудачи, неуспехи первых дней войны.

Д. ЗАХАРОВ: Ну, это на уровне теории, гипотезы.

В. ДЫМАРСКИЙ: Но это все гипотезы. Как вы относитесь к этому, Михаил? Откровенно говоря, мне не сильно в это верится, но вот это мое личное ощущение, оно не основано ни на каких исторических фактах, кроме более или менее знания личности, что ли, Сталина. По-моему, он достаточно был человек понимающий, что в его руках сосредоточено столько власти, что, наверное, с ним было в тот момент достаточно трудно что-то сделать, сместить и так далее. Хотя кто его знает?

М. МЕЛЬТЮХОВ: Действительно, такая версия есть, но мне хотелось бы напомнить, что вообще работа Волкогонова в этом плане характерна, он периодически обращается к тому, что думал Сталин: Сталин стоял у стола и думал, Сталин стоял у окна и думал, Сталин сидел где-то и тоже думал. Все это, может быть, и прекрасно с точки зрения публицистики, но как вы совершенно верно заметили, доказательность подобных размышлений, мягко скажем, близка к нулю.

Д. ЗАХАРОВ: Ну да, распечатки мыслей Сталина не существует.

М. МЕЛЬТЮХОВ: Да, к сожалению, может быть, вряд ли мы получим ее. Во всяком случае, по рассказу опять же товарища Микояна, Сталин, как пишет Микоян, «странно на нас посмотрел». Сами понимаете, что этот термин…

В. ДЫМАРСКИЙ: Ну, я вам могу сказать просто, у меня есть эта цитата. Значит, когда они ему сказали, что надо создать Государственный комитет обороны, они ему сказали, что во главе такого органа должен быть Сталин, они ему сразу это сказали, чтобы не было никаких сомнений, и вот что пишет Микоян: «Сталин посмотрел удивленно, никаких возражений не высказал. «Хорошо», - говорит». Вот это цитата Микояна. То есть реакция несколько странная, она не эмоциональная, хотя там, может быть, и не до эмоций было.

М. МЕЛЬТЮХОВ: Кто их знает. А, с другой стороны, ведь Микоян писал воспоминания, мягко скажем, не 22 июня, поэтому, как это часто бывает, мы иногда вспоминаем не совсем то и не совсем так.

В. ДЫМАРСКИЙ: А, скажите, немножко, может быть, мы сейчас отвлечемся от самой личности Сталина и перейдем к организационным вопросам. А было ли оправдано вообще, на ваш взгляд, создание вот такого органа, как Государственный комитет обороны, который вобрал в себя, я так понимаю, и Ставку Верховного главнокомандующего, то есть это был какой-то как бы новый орган. Он что, стоял и над правительством, и над Политбюро?

М. МЕЛЬТЮХОВ: Формально - да, это высший государственный орган.

В. ДЫМАРСКИЙ: На время войны.

М. МЕЛЬТЮХОВ: Да, на время войны. И в этом смысле, вы знаете, есть такая версия, что это было в каком-то смысле результатом того, что вот та организационная структура правительства, которая сложилась к 1941 году, в каком-то смысле оказалась чрезмерно запутанной, когда одни и те же люди выполняли целый ряд схожих функций, когда, как вы, наверное, помните, в последние месяцы перед войной происходило перетекание полномочий из партийных в государственные структуры, когда явно совершенно усиливался Совнарком и Бюро Совнаркома и так далее, и вот в этих условиях создать вот эту надстроечную такую модель, видимо, было самым простым вариантом. Не согласовывать все эти возможные трения в системе управления…

В. ДЫМАРСКИЙ: И чтобы убрать некий параллелизм.

М. МЕЛЬТЮХОВ: Да, в каком-то смысле - да. Потом, вы же прекрасно понимаете, что в условиях войны так или иначе складываются достаточно диктаторские структуры и в этом смысле ГКО как раз лучше всего подходил, тем более опыт уже был по войне гражданской, правда, это называлось немножко по-другому, но смысл был тот же самый.

Д. ЗАХАРОВ: Реввоенсовет?

М. МЕЛЬТЮХОВ: Нет, почему? Совет труда и обороны там был главным, тоже много было чего интересного. Просто, опять же, оценить вклад ГКО, вернее, переоценить достаточно сложно. С одной стороны, он выполнял те реальные функции, которые на себя возложил, с другой стороны, это был ограниченный круг лиц, которые использовали соответственно уже существующие структуры, как военные, так и гражданские. В этом смысле не происходило размножения бюрократии и так далее. То есть был найден вот такой очень интересный вариант, который позволял решать те конкретные задачи, которые, собственно говоря, и требовались в ходе войны. С другой стороны, давайте мы все-таки вернемся к 30 июня, к ГКО. Собственно говоря, к сожалению, мы с вами опираемся исключительно на микояновские воспоминания. Микоян был человеком, которого позвали, когда уже был согласован вопрос о том, что ГКО будет.

В. ДЫМАРСКИЙ: Это вы имеете в виду версию самого Микояна, когда они зашли в кабинет - Ворошилов, Берия…

М. МЕЛЬТЮХОВ: Я имею в виду версию самого Микояна. Да, это примерно в 4 часа…

В. ДЫМАРСКИЙ: Когда они вшестером собрались, когда он с Вознесенским вошли в кабинет.

М. МЕЛЬТЮХОВ: Да, и узнал о том, что есть такое предложение. Собственно, понятно, кто именно предложил идею создания ГКО. Это тоже стало потом легендой. По версии Микояна, таким человеком был Берия. Естественно, что по версии Молотова таким человеком был он сам.

В. ДЫМАРСКИЙ: Но есть еще третья версия. Есть версия Жореса Медведева, который вообще не верит во всю эту историю и который говорит, что инициатором создания такого органа мог быть только сам Сталин.

М. МЕЛЬТЮХОВ: Вот, замечательно, конечно. Причем самое любопытное, что версия Медведева вовсе не противоречит на самом деле версии Молотова. Ведь мы с вами прекрасно понимаем, что существовало достаточно давно такое техническое изобретение как телефон и где, простите, гарантия, что товарищ Сталин не мог позвонить товарищу Молотову и они давным-давно обо всем договорились. Тут же возможны любые совершенно сюжеты, поэтому мы опять упираемся в нехватку информации, грубо говоря, видеосъемка не велась, нас там не было, и поэтому мы вынуждены ограничиться версиями.

В. ДЫМАРСКИЙ: А скажите, немножко такой боковой, что ли, вопрос. Мы много раз уже повторяли в течение сегодняшней программы, что нет никаких доказательств, что мы никогда не проверим ту или иную версию. Вы, как историк, скажите, а, может быть, существуют некоторые документы, которые до сих пор засекречены и которые могут все-таки пролить свет на историю хотя бы этих дней, о которых мы сейчас говорим? Или вы считаете, что просто документов нет, что это все не регистрировалось?

М. МЕЛЬТЮХОВ: Понимаете, конечно, какие-то документы могут быть. Но давайте просто подумаем, какие конкретно документы могут сохраниться?

Д. ЗАХАРОВ: Ну, вопрос такой возникает. Есть журнал посещений. Все ли разговоры Сталина стенографировались в этом или отдельном журнале посещений?

М. МЕЛЬТЮХОВ: Я боюсь, что этого вообще никто не знает. Хотелось бы, правда, чтобы стенографировалось? Насколько я знаю, никаких фактических доказательств этому на сегодняшний день нет.

Д. ЗАХАРОВ: Ну да, а если это и есть, это абсолютно вне доступа.

М. МЕЛЬТЮХОВ: Да, а если есть, то лежит там, где надо и будет лежать еще достаточно долго. С другой стороны, если мы говорим о хронологии, с чего мы начали разговор, то, конечно, здесь документы, которые можно использовать для более точной датировки событий в принципе могут быть. Вот, скажем, я упоминал уже эту директиву от 29 июня ЦК ВКП(б), постольку поскольку она рассылалась в партийные организации областные, то, естественно, где-то должны были сохраниться бланки телеграмм, на которых, скорее всего, проставлено время, когда передавался этот материал. Отсюда, соответственно, мы с вами можем предположить, когда закончена была выработка этой директивы и когда могли происходить все остальные события - не просто вечером 29 июня, как пишет об этом Микоян, а уже более конкретно. Вот эти материалы могли сохраниться. С другой стороны, могут быть черновики тех же самых постановлений о создании ГКО. Может быть, там тоже какие-то есть пометочки о том, когда; может быть, это рукописи, тогда можно в принципе установить, кто писал, хотя это не гарантия, конечно, как вы понимаете, авторства, но тем не менее. Конечно, всем хотелось бы получить записи, не знаю, инопланетян о том, как это происходило, чтобы включить в телевизор и вот вам, пожалуйста, в реальном времени посмотреть, что там происходит. Но это, конечно, как мы прекрасно понимаем, фантастическое допущение и здесь, именно на этом примере мне хотелось бы напомнить уважаемым слушателям, что исследование историческое в каком-то смысле сродни исследованию преступления и так далее. Никогда мы не будем иметь всех доказательств, всех фактов, которые хотелось бы.

В. ДЫМАРСКИЙ: А признание служит доказательством?

М. МЕЛЬТЮХОВ: Как вам сказать…

Д. ЗАХАРОВ: Здесь витиевато. Михаил, возвращаясь к разговорам о том, что Сталин был в прострации, но ведь и он, и его окружение наверняка же были в шоке 22 числа и в последующие дни. Вот читая газеты тех дней, наряду с заявлением Молотова идут маленькие заметки о том, что вторгшиеся немецкие войска понесли тяжелые поражения, выброшены за пределы страны и так далее и тому подобное. И я не думаю, что 22 числа руководство СССР получило достаточно внятную картину происходящего, но тем не менее осознание того, что событие состоялось, безусловно, было. И, наверное, были какие-то основания для того, чтобы предполагать, что если пошла такая коллективная паника на фронте, наверняка какие-то были явления и среди руководящих деятелей страны, что называется, дыма без огня не бывает. Может быть, это было в меньшей степени, может быть, это было как-то латентно, тем не менее по всякому это должно было быть.

М. МЕЛЬТЮХОВ: Ну, может быть, конечно, оно и должно было быть.

Д. ЗАХАРОВ: Или все продемонстрировали нечеловеческую выдержку, сплотили ряды, расправили плечи?

М. МЕЛЬТЮХОВ: Ну, почему обязательно нечеловеческую выдержку? Собственно говоря, что реально угрожало людям в Москве в этот день? Да даже и в последующие дни? Одно дело, простите, ситуация, скажем, осенью 1941 года, когда враг действительно был под стенами столицы…

В. ДЫМАРСКИЙ: Вы имеете в виду октябрь?

М. МЕЛЬТЮХОВ: Конечно, октябрь, ноябрь, это все-таки действительно какая-то угроза реальная, а 22 июня, собственно, ну что, ну началась война. Да, конечно, это была неприятная, прямо скажем, ситуация, ее по большому счету, конечно же, никто в этот день не ожидал, и здесь я с вами совершенно согласен. Но с чего вдруг…

Д. ЗАХАРОВ: Невнятное донесение Павлова…

М. МЕЛЬТЮХОВ: Да, сейчас мы к Павлову как раз вернемся, очень хорошо, что вы это вспомнили. Дело в том, что как раз по военным документам мы, как это ни парадоксально, можем проследить, какие именно решения принимает высшее советское военно-политическое руководство. Действительно, вот эти невнятные сообщения с границы - и, кстати, не только от Павлова. Киевский округ был ничуть не лучше, как и Прибалтийский - приводят к тому, что известен только сам факт нападения, а ни что, ни как, ни где…

В. ДЫМАРСКИЙ: А кто доложил, кстати, Сталину?

М. МЕЛЬТЮХОВ: А тут тоже масса желающих это сделать в своих мемуарах. И Молотов, и Кузнецов, и Жуков, все уверяют, что они были первыми, кто это сделал.

Д. ЗАХАРОВ: Ну да, все разом, скопом прибежали.

М. МЕЛЬТЮХОВ: Нет, по телефону, никто никуда не бежал. Сталин, кстати, спал, как мы знаем, как любой нормальный человек. Соответственно, первое военное решение, это так называемая Директива номер два, которая была утверждена где-то в районе 7 часов 15 минут 22 июня, как многие, наверное, знают, была достаточно обтекаемой. Естественно, констатировался факт германского нападения и войскам ставилась задача - выбросить немецкие войска за пределы советских границ.

В. ДЫМАРСКИЙ: Михаил, чья директива была?

М. МЕЛЬТЮХОВ: Официально подписана наркомом обороны, начальником Генерального штаба…

В. ДЫМАРСКИЙ: То есть наркомом обороны, не Ставкой Верховного главнокомандующего…

М. МЕЛЬТЮХОВ: А пока Ставка только будет создаваться в этот день, 23 июня. Соответственно, вот эти невнятные донесения с фронтов продолжаются, во всяком случае они, к сожалению, не дают возможности установить ту картину, которая реально сложилась. И вечером того же дня 22 июня примерно где-то у нас уже будет 21.15, идет в войска Директива номер три, которая требует перейти к контрнаступательным действиям, соответственно разгромить две установленные к тому времени немецкие группировки в районе западнее Вильнюса и на Украине Западной и, соответственно, перенести военные действия на территорию противника. Собственно, в ближайшие дни войска у нас будут пытаться выполнять эту директиву и, к сожалению, выполнить ее, естественно, не удастся. Вот это первые решения, то, о чем мы говорили с вами в прошлый раз: отсутствие конкретной информации приводит к тому, что принимаются решения, мягко скажем, не очень соответствующие тому, что происходит. С другой стороны, создается, как мы уже говорили, та самая Ставка. Причем здесь тоже ситуация очень любопытная. Формально председатель Ставки был нарком обороны Тимошенко. При этом Сталин был членом этой Ставки. Все прекрасно понимали, что без согласования с политическим руководством Тимошенко по большому счету ничего приказать не может. И в каком-то смысле эта ситуация может быть охарактеризована, как непродуманная. Может быть, с точки зрения мирного времени это было и неплохо, но с точки зрения тех событий, которые реально развернулись на советско-германском фронте, это создавало тот самый люфт, который не позволял реагировать достаточно оперативно на ситуацию. Причем речь не идет о том, что Сталин вмешивался во что-то или лез с какими-то предложениями. Речь идет просто о том, что нарком обороны должен был ехать в Кремль, докладывать, согласовывать, потом ехать обратно.

В. ДЫМАРСКИЙ: Ну, вскорости сам Сталин назначил себя после наркома обороны.

М. МЕЛЬТЮХОВ: Конечно. Вот, кстати, между прочим, мы с вами говорили про эту стычку в наркомате обороны 29 июня. Собственно, со стороны военных, насколько мы можем судить, присутствовало три человека, три высших руководителя армии - это нарком обороны Тимошенко, начальник Генерального штаба Жуков и заместитель начальника Генерального штаба генерал Ватутин. Как уж там у них повернулось дело, мы не знаем, но вслед за созданием ГКО двоих из вот этих троих деятелей военных попросили из Москвы поехать на фронт. Ватутин был назначен начальником штаба Северо-Западного фронта 30 июня и на следующий день, 1 июля, Тимошенко был назначен командующим Западным фронтом вместо того самого Павлова, о котором вы упоминали. Соответственно, в Москве остался только Жуков. Что, это была лишняя, так сказать, гарантия того, что военные ничего, не дай Бог, не устроят или это просто была возможность дать высшим военным руководителям проявить себя в деле реальном?

Д. ЗАХАРОВ: Или они были наказаны таким образом.

М. МЕЛЬТЮХОВ: Да, или это было своего рода наказание. Тут опять же можно строить какие угодно гипотезы, но вы совершенно правы, собственно, уже со 2 июля в переговорах с фронтами Сталин фактически называет себя наркомом обороны, хотя официально он на эту должность был назначен только 19 июля. Вот происходит, как мы уже с вами говорили, концентрация реальной власти в лице одного человека.

Д. ЗАХАРОВ: Ну, на войне факт единоначалия это аксиома.

М. МЕЛЬТЮХОВ: Да, это конечно.

В. ДЫМАРСКИЙ: Кстати, еще раз возвращаясь к ГКО, помимо всего прочего ГКО - это был такой сокращенный вариант Политбюро, получается. Но самое интересное, что в течение всей войны заседаний Политбюро не было ни одного.

М. МЕЛЬТЮХОВ: Вы знаете, вот насчет заседаний…

В. ДЫМАРСКИЙ: Политбюро не собиралось.

М. МЕЛЬТЮХОВ: Вы имеете в виду, наверное, пленумы ЦК?

В. ДЫМАРСКИЙ: Нет, именно Политбюро. Собиралось ГКО. ГКО - это был как бы малый Совнарком, как во времена Ленина, это такое ядро Политбюро, которое постоянно собиралось, естественно, и которое взяло на себя всю ответственность, всю полноту власти в стране. И, кстати, по мнению очень многих уже даже не просто историков, а политологов, в принципе, Сталин даже и не восстановил ту роль Политбюро, к которой мы привыкли в советские времена вплоть до своей смерти. Роль Политбюро уже вновь поднялась уже после смерти Сталина. А в течение всей войны Политбюро не собиралось. А кому там было собираться? Хрущев был на Украине, Калинин был достаточно стар и мало что решал, Жданов в Ленинграде. Кстати говоря, из членов ГКО ведь не все были членами Политбюро, потому что Маленков и Берия в 1941 году были кандидатами в члены Политбюро.

Д. ЗАХАРОВ: Как говорится, на скорость это не влияло, потому что все равно власть была сконцентрирована в одних руках.

В. ДЫМАРСКИЙ: Ну да, Маленков и Берия - кандидаты в члены Политбюро, Ворошилов и Молотов - два члена Политбюро и Сталин во главе. Вот пять человек, которые составили ГКО. Они, собственно говоря, на себя взяли все функции Политбюро и всю политическую власть.

М. МЕЛЬТЮХОВ: Знаете, собственно говоря, я не очень понял, к чему вы все это вели. Вы только что сказали, что в принципе это те же самые люди, правильно?

В. ДЫМАРСКИЙ: В сокращенном варианте.

М. МЕЛЬТЮХОВ: Хорошо, пусть в сокращенном варианте. И от того, что они, простите, собрались не на Старой площади, а в Кремле, по большому счету ничего не меняет. Начнем с того, что решения, связанные с назначениями…

В. ДЫМАРСКИЙ: Они не от имени шли…

М. МЕЛЬТЮХОВ: Простите, они шли от имени Политбюро тоже.

В. ДЫМАРСКИЙ: От имени Политбюро?

М. МЕЛЬТЮХОВ: Да, то есть официально это оформлялось именно как протокол Политбюро.

Д. ЗАХАРОВ: Была абсолютная монополизация власти в данном случае.

М. МЕЛЬТЮХОВ: А я не спорю.

Д. ЗАХАРОВ: Да я тоже не спорю.

В. ДЫМАРСКИЙ: У нас остается не так много времени, но мы не можем не затронуть, пожалуй, самый интересный момент вот этих первых дней войны. Связан он вот с чем. Существует версия, опять же, по которой товарищ Сталин встречался с болгарским послом в первые дни войны и через болгарского посла как бы зондировал почву о возможности мирных переговоров с Гитлером, то есть, как многие сравнивают, Брестский мир в версии 1941 года, то есть чтобы Гитлер остановил свои войска на том рубеже, на котором они были, отдавались эти территории в обмен на перемирие. В частности, эта версия существует в воспоминаниях Волкогонова, но Волкогонов ссылается на свои беседы с маршалом Москаленко. И даже есть слова Москаленко, которые цитирует Волкогонов. Там не только Сталин на встрече, там и Молотов, и Берия, с болгарским послом Иваном Стаменовым в июле 1941 года. Так вот Москаленко, вспоминает Волкогонов, долго молчал, когда ему задали этот вопрос, затем произнес: «Не пришло еще время говорить об этих фактах, да и не все их проверить можно». Тем не менее существует такая версия о сталинском плане Брестского мира все с той же Германией, но уже в 1941 году.

Д. ЗАХАРОВ: Во всяком случае к середине июля он уже все прочувствовал сполна.

В. ДЫМАРСКИЙ: Как вы относитесь к этому, Михаил?

М. МЕЛЬТЮХОВ: Ну, версия Москаленко, к сожалению, не проверяема и, собственно, единственным документом, который, видимо, и породил вот эту версию, является докладная записка одного из руководителей Наркомата внутренних дел небезызвестного Судоплатова Павла, который в августе 1953 года в связи как раз с арестом и предполагаемым судом над Берией написал вот эту записку о том, как между 25 и 27 июня, точнее, к сожалению, Судоплатов не помнит, он получил от Берии со ссылкой, естественно, на решение правительства задание действительно встретиться с болгарским послом Стаменовым и в таком частном разговоре задать ему вопросы о том, нельзя ли найти какой-то компромисс с Германией с тем, чтобы действительно притормозить все эти военные действия. Причем, как пишет сам Судоплатов, речь шла не об официальном обращении со стороны советского правительства к болгарам, а именно как бы о частном разговоре. Причем предполагалось, что Стаменов в свою очередь доложит в Софию, София уже доложит в Берлин. Но, как оказалось, Стаменов был уверен в победе Советского Союза и, собственно говоря, не поддержал эту тему и, как пыталась установить разведка НКВД, никак, видимо, не сообщил об этом в Болгарию, соответственно, этот вариант, что называется, скорее всего, не прошел. С другой стороны, мы с вами знаем, что перед отъездом персонала германского посольства из Москвы, в тот момент бывшему уже послу Германии Шуленбургу были переданы тоже некие предложения для передачи Гитлеру. К сожалению, о существе этих предложений мы можем только гадать в данном случае, но мы знаем, что Шуленбург выполнил эту задачу, он действительно передал что-то Гитлеру, и знаем, что Гитлер отказался рассматривать подобные предложения.

Д. ЗАХАРОВ: У немцев это тоже не сохранилось или вне доступа.

М. МЕЛЬТЮХОВ: Во всяком случае, немецкие исследователи, к сожалению, ограничиваются именно таким пересказом событий, так что вполне возможно, что мы не знаем.

В. ДЫМАРСКИЙ: Но возвращаясь к Москаленко, по его версии, описанной Волкогоновым, основой для подобного рода предположений явился рассказ Берии о посещении болгарского посла, и публично Москаленко рассказал об этом уже в июле 1957 года, когда речь шла на партийном активе Минобороны, когда разоблачали антипартийную группу - Маленков, Каганович, Молотов. И вот он тогда рассказал, воспроизвел, вернее, рассказ Берии о посещении болгарского посла и, опять же, можно ссылаться только на воспоминания Волкогонова, он приводит такие слова Москаленко: «Трудно сказать и категорично утверждать, что все так было, но ясно одно, что Сталин в те дни конца июня - начала июля находился в отчаянном положении, метался, не зная, что предпринять. Едва ли был смысл выдумывать все это Берии, тем более, что бывший болгарский посол в разговоре с нами подтвердил этот факт, хотя посол отказался быть посредником».

М. МЕЛЬТЮХОВ: Ну, во всяком случае версии, как вы видите, перекликаются, просто Москаленко, естественно, как бы повышает ранг всех этих действующих лиц по вполне понятным причинам.

Д. ЗАХАРОВ: Ну да, и самого себя.

М. МЕЛЬТЮХОВ: Конечно, конечно. Мне кажется, что все-таки версия Судоплатова более близка к реальности, во всяком случае она укладывается хотя бы в принятую практику - обычно через третьих, четвертых лиц и так далее. А, с другой стороны, я, честно говоря, не вижу здесь чего-то из ряда вон выходящего.

В. ДЫМАРСКИЙ: Ну, существует, опять же, версия, что второй раз Сталин предлагал перемирие Гитлеру уже в октябре 1941 года, когда немецкие войска стояли уже у Москвы, что тоже, наверное, не исключается.

М. МЕЛЬТЮХОВ: Да, но во всяком случае мы здесь имеем только воспоминания так называемые, никаких документальных данных здесь нет.

В. ДЫМАРСКИЙ: Я думаю, что и не может быть.

М. МЕЛЬТЮХОВ: Может и не может быть, кто знает.

В. ДЫМАРСКИЙ: Разве что в донесениях немецкого посла, если с аккуратностью немецкой это все фиксировалось, то, может быть, где-то в архивах немецких это и существует.

Д. ЗАХАРОВ: Ну, это как выражение: «Теоретически она лошадь, а практически она падает».

М. МЕЛЬТЮХОВ: Во всяком случае, если говорить в целом о контактах между воюющими странами во второй мировой войне, то насколько мы себе это сейчас представляем по доступным материалам, контакты между Германией и Советским Союзом, естественно, какие-то были, но, конечно, по степени активности, они, мягко скажем, здорово уступали контактам, которые были между западными союзниками и Германией. Понятное дело, что ситуация менялась и какой-то закулисный торг все равно где-то происходил.

В. ДЫМАРСКИЙ: У нас осталось очень мало времени до «Портретной галереи» Елены Съяновой, давайте поотвечаем на вопросы наших слушателей. Игорь из Пензы нам пишет: «Не могли бы вы сказать в одной из передач всю правду о штрафбатах?». Будет и о штрафбатах, и о других, просто сейчас другая совершенно тема. «Когда дата 22 июня стала известна советскому руководству? Была ли она вообще известна заранее? С уважением, Владимир из Саратова». Ну, фактически мы ответили, наверное. «Как вело себя германское посольство? Правда ли, что посол Германии приезжал в Кремль?». Это, видимо, 22 июня.

М. МЕЛЬТЮХОВ: Зачем? Была приемная у наркома иностранных дел, куда, собственно, и приезжали послы.

М. МЕЛЬТЮХОВ: Да, конечно, было официальное заявление. Он заявил о том, что война началась, радуйтесь, ребята, и все такое прочее.

В. ДЫМАРСКИЙ: Так что неправда, что без объявления войны.

М. МЕЛЬТЮХОВ: Э, вот тут очень хитро, кстати, на самом деле. Формально военные действия начались до объявления, но объявление уже потом было задним числом, поэтому формально она действительно без объявления войны.

В. ДЫМАРСКИЙ: Еще пару звонков мы успеем принять. Давайте начнем с регионов. 783-90-26. Слушаем вас.

СЛУШАТЕЛЬ: Это Константин из Щелково. Я хотел сказать, что проект постановления о создании Ставки…

В. ДЫМАРСКИЙ: Ой, сорвался Константин из Щелково. Давайте еще раз попробуем. Слушаем вас.

СЛУШАТЕЛЬ Здравствуйте, Андрей, город Москва. Скажите, вот в ваших передачах будет ли освещаться такая тема, как Сталин и его отношения с религией?

Д. ЗАХАРОВ: Будет, но не сегодня.

В. ДЫМАРСКИЙ: Давайте еще звонок.

СЛУШАТЕЛЬ: Алло, это снова Константин из Щелково. Я надеюсь, не отключите.

В. ДЫМАРСКИЙ: Да что-то срывается, в Щелково плохо телефон работает.

СЛУШАТЕЛЬ: Проект постановления о создании Ставки главного командования был подготовлен Наркоматом обороны и представлен Сталину для утверждения 22 июня, то есть это вместе с указом о проведении мобилизации. Это одно. И 30 июня возглавил уже Ставку главного командования…

В. ДЫМАРСКИЙ: Спасибо, Константин, мы об этом говорили.

Д. ЗАХАРОВ: Собственно, все это было уже сказано.

В. ДЫМАРСКИЙ: Давайте еще послушаем. Алло, слушаем вас.

СЛУШАТЕЛЬ: Добрый вечер. Это Юрий. Скажите, пожалуйста, какова была вина Жукова в первые дни войны? Он ничего не мог сообщить Сталину. Насколько я читал, Сталин приехал к нему разъяренный, он сам узнал об этом…

В. ДЫМАРСКИЙ: Спасибо, Юрий. Ну, это вот то, о чем мы сегодня говорили, о визите Сталина в Наркомат обороны.

Д. ЗАХАРОВ: Да, о рыдающем Жукове.

В. ДЫМАРСКИЙ: И там были претензии не только к Жукову, а ко всему руководству Наркомата. Еще один звонок.

СЛУШАТЕЛЬ: Добрый вечер, Александр, город Саратов. У меня такой вопрос к уважаемому гостю. Как он считает, на ком прежде всего лежит ответственность за развязывание войны с Германией в плане советского руководства политического прежде всего, и второй вопрос - не кажется ли ему, что товарища Сталина следует назвать врагом народа, признать, и наказать его за это, репрессировать, посмертно, естественно.

В. ДЫМАРСКИЙ: Репрессировать посмертно - это хорошая мысль. Только как это сделать?

М. МЕЛЬТЮХОВ: А очень просто - выкопать и повесить, как это сделали в свое время англичане с Оливером Кромвелем. В данном случае мне хотелось бы напомнить, что ответственность за действия Германии несет германское руководство и каким образом в этом виноватым оказывается советское руководство мне, честно говоря, не очень понятно. Мы можем, скажем, одобрять или не одобрять те или иные действия Москвы, как предвоенного времени, так и во время войны, это вполне понятно, но, простите, за нападение на Советский Союз все-таки отвечает Гитлер, это его действие, а не Сталина.

В. ДЫМАРСКИЙ: Хорошо. Спасибо, Михаил, за участие в этой программе. Напоминаю, что это была очередная программа из цикла «Цена Победы». А сейчас «Портретная галерея» Елены Съяновой.

«ПОРТРЕТНАЯ ГАЛЕРЕЯ» ЕЛЕНЫ СЪЯНОВОЙ

Фельдмаршал Кейтель, увидев среди представителей стран-победительниц француза, в первый момент растерялся. «Мы что же, и Франции проиграли?!», - воскликнул он. Мне кажется, что негодование Кейтеля понять можно, но вопрос в том, что он вкладывал в слово «мы»? Я думаю, что фашизмом ХХ века, как чумой, Франция не болела, да и по форме локальные случаи отличались от общей клинической картины. Во-первых, главной целью фашистских организаций Франции было ограничение полномочий парламента и установление авторитарного строя на манер бонапартистской второй империи. Пример – лозунг «Крест и корона». Во-вторых, французские фашисты были не плебеями, а аристократами. Еще пример: организация с названием «Королевские молодчики». В-третьих, партий и лидеров всегда было несколько. В 1931 году одну такую организацию «Огненные кресты» возглавил граф Франсуа Де Ла Рок. Кадровый офицер, кавалер многих орденов, после первой мировой – полномочный представитель Верховного межсоюзнического совета в Польше при Пилсуцком, у которого он и перенял ряд актерских приемов для самопиара, из которых соорудил себе маску харизмы. «Народ – это женщина», - повторял за Гитлером Де Ла Рок, забывая, что эта французская женщина росла в иных исторических обстоятельствах и отличается от немецкой большим чувством юмора. Историк Наумов приводит такой пример: «Во Франции, - пишет он, - не действовали эффективные в условиях Германии методы обработки масс. Деятели «Огненных крестов» пытались повторить практику бесплатных обедов, но реакция французских безработных была абсолютно иной. С чисто галльским юмором рабочие съедали обед, а затем расходились с пением «Марсельезы» или Интернационала ис криками «Де Ла Рока на фонарь!». Активность французских фашистов, безусловно, толкала страну вправо, но слева на нее давил созданный в 1935 году Народный фронт, выпрямляя хребет страны. Во время войны в Испании на стороне Франко сражался фашистский батальон «Жанна Д"Арк», но при этом именно Франция послала в Испанию наибольшее количество добровольцев-антифашистов – 8,5 тысяч, дравшихся в составе батальонов Парижской коммуны, Тельман и других. Еще один пример вспышки локального фашизма – боевой союз «Фасции» во главе с Жоржем Валуа – слепок с партии Муссолини. Валуа выступал за национальный социализм, который преодолеет классовую борьбу и вытолкнет страну из духовного кризиса. Судьба самого Валуа такова: после того как немцы вошли в Париж, он начал менять политическую ориентацию и погиб в фашистском концлагере. А вот французский олигарх парфюмер Франсуа Коти ориентации не менял. Он сначала подкармливал «Огненные кресты», а в 1933-м основал собственную партию «Французская солидарность». Года через два появилась еще одна партия во главе с Жаком Дарио, тоже характерный персонаж. Всех вышеназванных лидеров объединяет одинаковое отношение к самому значительному событию французской истории – Великая французская революция. их ненависть к ней, яростное желание снизить ее роль, а то и вовсе предать забвению порой напоминает истерику. Главная их мысль: революция 1789 года ввергла страну в период перманентного упадка. Причем тут за всех высказывались потомки древних родов, действительно разоренных революцией, развешанных ею на фонарях, и игнорировалось мнение тех плебейских пластов, что были подняты ею из политического и духовного небытия. Таким образом аристократический фашизм показался нежизнеспособным по сравнению с плебейским, показавшим свою силу в Германии. Плебейский фашизм – это затхлость духа, тупое неприятие чужого права, многообразия жизни и не мог бы развернуться в стране, где сознание народа было перевернуто, перепахано, проветрено и омыто гражданской кровью Великой революции. Несмотря на сослагательное наклонение в последней фразе, это утверждение историка.